Деревня крюково неизвестный солдат. Там, где погиб неизвестный солдат
Мемориал «Штыки» - хорошо знакомый зеленоградцам памятник защитникам Москвы, расположенный в конце 40-го километра Ленинградского шоссе - кажется, стоял у въезда в Зеленоград всегда. Но старожилы города, жители Крюково и окрестных деревень помнят, каким это место было раньше. Почему здесь возникла братская могила, зачем масштабный мемориал заменил когда-то скромный курган, и так ли он уникален?
fotokto.ru/id105650
1942 год: братские могилы
Зимой 1941 года самые кровопролитные бои шли на станции Крюково и на 40-м километре Ленинградского шоссе - здесь проходили две стратегические линии обороны столицы. В декабре немцы покинули последнюю из оккупированных деревень, Матушкино, и люди стали возвращаться в свои дома. На местах боев, укрытые снегом, остались тела убитых солдат. Большинство из них за ту лютую зиму не были погребены.
С наступлением весны встал вопрос о захоронениях - приближалась страда, землю нужно было освободить для сельскохозяйственной обработки. Жители деревень Матушкино, Ржавки, Каменка, Крюково взяли этот скорбный труд на себя. По всей округе собирали тела погибших, вытаявшие из-под снега. Подростки укладывали их на саночки и везли к общим братским могилам, устроенным поблизости - в лесу, в конце поля, на околице, в середине деревни. Здесь женщины вынимали из гимнастерок «медальоны смерти» и укладывали покойников в могилу рядами, отделяя их друг от друга шинелями.
Александра Васильева, руководитель зеленоградского краеведческого объединения «Земляки», в прошлом - свидетель боёв за Москву, вспоминает : «Я старожилка, родилась в Крюково в 1937 году, рядом со станцией. В период страшных боёв с 1 по 8 декабря 1941 года, когда освобождали Крюково, мы сидели в яме в самом эпицентре боевых действий. А потом я участвовала в похоронах первых погибших на Крюковской площади, мне тогда было четыре года. Помню, за Филаретовской церковью в Зеленограде есть одна могила бойца, который во время боёв раненый умер на территории огорода учительницы Сосновской, и она его по старой русской традиции там же похоронила».
За эту тягостную, но необходимую работу колхоз расплачивался с людьми хлебом. Так появились в деревнях и ближайшей округе многие братские могилы. На них установили скромные обелиски - символы солдатского вечного покоя. Кое-где надписали и фамилии красноармейцев, но со временем надписи стёрлись, дощечки сгнили и все братские захоронения стали безымянными.
После ухода войск в Солнечногорском и Химкинском районах представители поселковых советов стали составлять акты о захоронениях советских солдат. Эти акты - первые документы, юридически и исторически подтверждающие места расположения братских могил. В Солнечногорском райвоенкомате такие акты сохранились, а в Химкинском - нет.
1953 год: первый обелиск
В начале 50-х годов Правительство СССР издало постановление о перезахоронениях советских воинов и приближении братских могил к общедоступным местам - к населенным пунктам и дорогам. Останки воинов стали свозить из братских могил близ Матушкино - из могилы на Слободке, из захоронения в центре, а также на северном краю деревни - на 40-й километр Ленинградского шоссе.
Место было выбрано не случайно. В 1941 году там находилась площадка для зенитной установки, а рядом образовалась огромная воронка от разорвавшегося снаряда. Её углубили, расширили, и она стала последним приютом погибших воинов. Для проведения работ по захоронению создали специальную комиссию, куда вошёл врач, а от деревенских жителей - Иван Иванович Чудаков. Количество захороненных солдат определяли по черепам и берцовым костям. В описях, по воспоминаниям старожилов, фигурировала цифра 390 или 380.
На месте новой братской могилы установили на кирпичном фундаменте большой обелиск из нержавеющей стали, изготовленный на заводе «Энергомаш» в Химках. «В 1952 году над братской могилой открылся памятник, мы все торжественно шли из Крюково четыре километра туда с цветами. И там на обелиске были фамилии похороненных под ним солдат», - рассказывает Александра Васильева. В некоторых других воспоминаниях и на архивных фотографиях датой открытия памятника значится 1953 год.
За братской могилой и территорией вокруг неё ухаживали жители деревни Матушкино. Когда началось строительство Зеленограда, к обелиску приезжали ветераны-панфиловцы, здесь проводили торжественные митинги с возложением венков и цветов. Часто бывали у памятника зеленоградские школьники, приезжали группы экскурсантов из Москвы.
1960-е годы: новые захоронения в братскую могилу
Во время строительства Зеленограда при земляных работах нулевого цикла рабочие нередко находили останки воинов, лежащие в засыпанных окопах, разрушенных блиндажах и траншеях. Одна из таких находок случилась в октябре 1963 года. Как рассказали сайт в школе 842, погожим осенним днем учительница биологии Устюжанина пошла с детьми на экскурсию, в ходе которой были обнаружены останки советских воинов. Среди них школьники нашли «медальон смерти» на имя Садыка Зарыпова.
Ученики написали письмо по указанному в медальоне адресу с сообщением родственникам о месте захоронения близкого им человека. Каково же было изумление ребят, когда на их письмо прислал ответ сам Садык Зарыпов, объяснив, что он жив и здоров, а медальон выпал у него в окопе при бомбёжке. Воспоминания об этом хранятся в школьном музее боевой славы.
О продолжении истории страшной находки рассказывал полковник Владимир Кокуров - первый горвоенком Зеленограда: «Весной 1966 года, когда наша страна готовилась отметить 25-ю годовщину разгрома немцев под Москвой, ко мне […] пришёл на приём участковый милиционер посёлка Алабушево. Он рассказал, что во время боёв в начале декабря 1941 года недалеко от Алабушево на опушке леса группа наших воинов наткнулась на немецкую засаду. В результате внезапного нападения немцев все наши воины в количестве 11 человек погибли. Затем началось контрнаступление наших войск, войска ушли вперёд на запад, а погибшие воины были занесены снегом и так пролежали до весны 1942 года. Когда снег растаял, жители Алабушево захоронили погибших в братскую могилу».
В этом захоронении подростком участвовал и сам рассказчик - участковый. От имени жителей Алабушево он попросил, чтобы погибших из этой братской могилы перезахоронили в другое место, так как на месте могилы должны были построить автобазу Научного Центра. И решение о перезахоронении было принято.
В один из дней могилу вскрыли - там действительно оказались останки 11 погибших воинов, в том числе один младший командир и одна женщина. На погибших хорошо сохранились солдатские шинели, два полушубка, шапки-ушанки, знаки различия Красной Армии, звёздочки, газеты в карманах. Документов и солдатских жетонов обнаружено не было.
Останки погибших положили в 11 гробов, и в школе 842 прошла траурная церемония прощания, её посетили тысячи людей, чтобы отдать последний долг безымянным героям. Затем останки погибших со всеми воинскими почестями были захоронены в братской могиле на 40-м километре Ленинградского шоссе. Позже в школе основали музей боевой славы, отразивший это событие.
1966 год: перезахоронения праха Неизвестного солдата у стен Кремля
В канун 25-летней годовщины разгрома гитлеровских войск под Москвой в ноябре 1966 года ЦК КПСС и Совет Министров СССР приняли решение о сооружении в Москве памятника «Могила Неизвестного солдата» с Вечным огнём Славы. Место для памятника выбрали в Александровском саду у Кремлёвской стены, близ угловой Арсенальной башни.
палачёв.рф
«Встал вопрос, из какой братской могилы Подмосковья взять останки погибшего воина, - вспоминал горвоенком Кокуров. - И тогда вспомнили о нашем недавнем перезахоронении». Прах Неизвестного солдата решили взять именно из числа недавно перезахороненных в Зеленограде.
2 декабря 1966 года для проведения эксгумации из Москвы на 40-й километр Ленинградского шоссе прибыла правительственная комиссия, представители Моссовета и группа солдат и офицеров Таманской дивизии. «Солдаты-таманцы расчистили снег вокруг могилы и приступили к вскрытию захоронения, - вспоминает Татьяна Визбул, директор Зеленоградского историко-краеведческого музея. - В 14 часов 30 минут останки одного из покоящихся в братской могиле воинов поместили в гроб, увитый оранжево-черной лентой - символом солдатского ордена Славы. На крышке гроба в головах - каска образца 41-го года. На постаменте установили гроб с останками Неизвестного солдата. Весь вечер, всю ночь и утро следующего дня, сменяясь каждые два часа, у гроба стояли в почётном карауле молодые солдаты с автоматами и ветераны войны».
А утром 3 декабря траурная процессия на машинах двинулась по Ленинградскому шоссе к Москве. «Последний путь Неизвестного солдата проходил по земле, где не ступала вражеская нога», писали «Известия» 4 декабря 1966 года. По пути её провожали жители Подмосковья, выстроившиеся вдоль шоссе. В Москве, у въезда на улицу Горького (ныне Тверская), гроб с машины перенесли на артиллерийский лафет. Бронетранспортёр с развёрнутым боевым знаменем двинулся дальше под звуки траурного марша в сопровождении солдат почётного караула и участников войны.
«Среди многотысячной толпы, сопровождающей Неизвестного солдата, стояла и я - студентка Московского государственного историко-архивного института, стояла и с трудом сдерживала ком в горле, который вот-вот мог перерасти в поток слёз», - рассказывает Татьяна Визбул.
Гроб с останками Неизвестного солдата доставили в Александровский сад, к Кремлевской стене и под залп артиллерийского салюта опустили в могилу. Рядом с могилой была установлена белая мраморная доска с временной надписью: «Здесь будет сооружен памятник-могила Неизвестного солдата и зажжён вечный огонь Славы». Сам памятник открыли 8 мая 1967 года.
1974 год: мемориал «Штыки»
Проектирование величественного монумента взамен скромного обелиска на 40-м километре Ленинградки начались еще в середине 1960-х годов, когда главным архитектором города стал Игорь Покровский. Для создания мемориального комплекса он пригласил скульптора Евгению Штейман-Деревянко и художника-монументалиста Алексея Штеймана.
«Это было непросто, так как все крупные заказы, что тогда, что сейчас, получали академики или хотя бы заслуженные деятели искусств, приближенные к Министерству культуры или власти, - вспоминала их дочь, художница Елена Деревянко-Шерстюк (газета „Панфиловский проспект“ 1998 года). - Ни тем, ни другим мои родители отмечены не были. Вероятно, сыграл свою роль тот факт, что Зеленоград был городом в городе. […] Хотя я в то время была школьницей, хорошо помню, что работали все коллективно: архитекторы И.А. Покровский, Ю.А. Свердловский и мои родители - исполнители художественного решения».
Своё название мемориал получил из-за центрального обелиска - стилизованного изображения трёх штыков. Комплекс включает в себя Холм Славы (курган с братской могилой), сам обелиск «Штыки» (три сомкнутых штыка, символизирующих стрелковые, танковые и кавалерийские части) и барельеф-триптих (три остроконечных уступа на откосе кургана - воин в каске, лавровая ветвь и надпись «1941 г. Здесь защитники Москвы, погибшие в бою за Родину, остались навеки бессмертны»).
Создавали мемориальный комплекс почти десять лет. Обсуждению подлежали и архитектурные концепции, и многочисленные эскизы, которых было чуть ли не сотни. Несколько лет шла работа «на бумаге». Скульпторы выезжали на место и делали наброски в альбоме, мысленно примеряли, как впишется мемориал в местность.
Рисунок главного архитектора Зеленограда Игоря Покровского
«Времена были тяжёлые. Идеология довлела во всех областях - от народного хозяйства до искусства. Нужно было рассмотреть все возможные ракурсы барельефа, чтобы даже солнечная тень не могла внести изменения в композицию, создав нестандартную ситуацию, - рассказывает Деревянко-Шерстюк, в детстве участница таких выездов. - Позже наблюдали мы и за строительством […] Говорят, что землю на курган возили со всех строительных площадок Зеленограда. Это тоже символично. Земля, где проходили бои, где остановили натиск немецко-фашистских войск, рвущихся к Москве, стала органичной частью мемориала».
В годовщину Парада Победы, 24 июня 1974 года, мемориал торжественно открыли: 42-метровый обелиск на 27-метровом искусственном кургане, сомкнутые штыки - никаких помпезных материалов, торжественность и скромность. «А дальше… Как ни странно, молчание, - вспоминает дочь скульпторов. - Думаю, это была месть верхушки Союза художников СССР за заказ, который прошёл „мимо“. Скульпторы А. Штейман и Е. Деревянко так и остались неизвестными, как и тот солдат, которого они изваяли для монумента. А ведь в стране было не так уж много монументальных памятников: в Бресте, на Мамаевом кургане, в Новосибирске. Вот, пожалуй, и всё».
Курьезную историю о том, как «Штыки» приняла в «в штыки» государственная комиссия, не хотевшая подписывать документ о приёмке - штыки, мол, урезанные, нет в них должной остроты - рассказывал Леонид Геращенко, тогдашний главный инженер Дирекции строящихся предприятий точной механики.
«Часов пять шёл спор художников с комиссией в кабинете начальника управления „Зеленоградстрой“ С.Дементьева. Одни говорят - оставить как есть, другие - наращивать штыки. Когда все охрипли до немоты, вышел вперёд начальник СМУ на Южной промзоне И. Коган и говорит: „Как вы считаете, я большой или маленький?“. Все переглянулись. Ростом он был мелковат. А он продолжает: „Так вот, ни один дурак за всю жизнь не хотел меня вытянуть. Принимали таким, как есть“. Народ „грохнул“. А отсмеявшись, подписала акт приёмки комиссии. Вытягивать штыки никто не хотел».
По словам журналиста Александра Миля, собравшего эти воспоминания, рядом со «Штыками» архитекторы изначально планировали сделать центральный въезд в город. По их замыслу здесь должна была появиться площадь с высотными домами и круглым зданием филиала Музея обороны Москвы. Но… не случилось.
Мемориал «Штыки» стал крупнейшей и самой значительной достопримечательностью Зеленограда - его изображение помещено на гербе города. В дни празднования Победы к нему приезжают ветераны 7-й, 8-й гвардейский, 354-й стрелковой дивизии, 1-й гвардейской танковой бригады и других частей и соединений, участвовавших в боевых действиях 16-й армии зимой 1941 года. К нему устраивают праздничные шествия, возлагают венки у мемориала. Здесь принимают воинскую присягу солдаты близлежащих военных гарнизонов.
Хорошо помню тот первый день, когда страшная весть о начале войны пришла в нашу деревню.
Где-то часов в 11-12 раздались частые и тревожные сигналы пожарной тревоги. Кто-то неистово колотил в металлический рельс, висевший в центре деревни на пожарном сарае. Все мы, взрослые и дети, ринулись на тревожный зов. Но пожара нигде не было видно. И тут жители деревни узнали о пожаре, охватившем всю нашу великую страну.
В клуб принесли громкоговоритель, взятый у Мишиных. На всю деревню шла передача о начале войны, внезапном нападении фашисткой Германии, о варварских бомбардировках наших мирных городов и сел.
В ту далекую пору было мне всего 9 лет, но память сохранила мельчайшие подробности. В первые же дни ушли на фронт наши отцы и старшие братья. Провожали мы их до станции Крюково, не скрывая горя, предчувствия возможных потерь самых дорогих, самых близких.
Война почувствовалась сразу. Усилили охрану аэродрома. Каждый вечер по деревне ходили военные патрули. Да и наш председатель на ночь назначал из колхозников дополнительных сторожей. Соблюдалась строжайшая светомаскировка. Стекла в окнах крест на крест заклеивали бумажными лентами: при бомбежке стекла трескались, но не рассыпались.
По ночам у жителей проверяли документы. Где-то в августе в наших местах стали появляться беженцы. С каждым днем их становилось все больше и больше.
Помню много их было из Смоленщины. Люди шли пешком. И только кое-где встречались подводы. Были среди беженцев и больные и раненые. Жители нашей деревни по возможности помогали, чем могли. Мы же, деревенские мальчишки, любили ходить на шоссейный перекресток. Там, возле дуба, мы устраивались и часами наблюдали за дорогою. А по ней на запад, в сторону фронта двигались наши войска: пешне колонны пехоты, машины, танки, орудия всех систем.
Приближение фронта чувствовалось во всем. Передвижение войск производилось уже большей частью ночью. В школе нам постоянно напоминали о бдительности, давали информацию о событиях вокруг деревни, о налетах фашистской авиации на станции Октябрьской железной дороги.
Тревожные события надвигались грозно и неотвратимо. В конце октября в школе находиться стало небезопасно, и по окончании первой четверти занятия прекратились.
Однажды, ноябрьским днем, в небе над деревней появился наш истребитель, но почему-то начал обстреливать дома из пулемета. То ли наш летчик перепутал линию фронта, то ли фашисты использовали наш самолет. Не знаю, но результаты этого обстрела были печальными. Была убита Анастасия Пахомова, беременная женщина. Стояла она у окна и пуля попала ей в живот. В семье осталось семеро сирот. Это была первая жертва войны из мирных жителей нашей деревни. Фронт приближался. Приближалась и зима. Она в 1941-ом году наступила рано. В лесу, в районе современного кинотеатра «Электрон» мы заготовляли на зиму дрова. В это время из-за Ржавок вылетел фашистский самолет, а за ним — два наших истребителя. Они гнали фашистов в сторону Крюково. Но он все-таки сумел бросить бомбы. В районе аэродрома, над лесом взметнулось огромное черно-огненное пламя. Самолеты ушли за горизонт. Разбомбленный склад горюче-смазочных материалов продолжал еще долго гореть.
В нашем доме, где-то в середине ноября, разместился медпункт.
Каждый день привозили раненых. Особенно их было много в конце ноября. В эти дни бои уже были в Пешках и Ложках. Но однажды санитарная машина была обстреляна возле деревни Чашниково. Фашисты приближались к деревне.
В конце ноября начались регулярные бомбежки. Бомбили в основном Ленинградское шоссе и деревню Ржавки, где проходили колонны наших отступающих войск. Из деревни хорошо было видно, как немецкие самолеты группами по 10-15 машин каждый день по нескольку раз пролетали в сторону Москвы. Со стороны Слободки вели огонь наши зенитчики. В домах дрожали стекла. Война пришла в нашу деревню.
Но, несмотря на то, что в то время была такая тревожная обстановка, наши солдаты, находящиеся в доме (почему-то на рукавах шинелей у них были нашиты маленькие звездочки) говорили, что немцев обязательно разобьем и победим. И это было тогда, когда отступали. Солдаты были молодые, подтянутые, хорошо одеты и обуты. Они тогда говорили, что этот успех у немцев временный. Что это была за часть — не знаю.
В конце ноября мы перебрались в убежище. Наш окоп, который мы подготовили еще летом, был залит водой. Пришлось потеснить семью Чудаковых. В небольшом окопе собралось нас семнадцать человек — взрослых и детей.
С утра 30 ноября 1941 года в деревне и во всей округе наступило какое-то тревожное затишье. Около часа дня над «Турецкими полями» появилась немецкая «рама»: разведчик-корректировщик. Как раз в это время через поле, возле Слободки в сторону Крюковского лесничества двигалась конница Доватора. Над колоннами конников появились разрывы шрапнели. Мы сидели в окопе, а наверху находился Борис Чудаков. Он-то и передавал нам, что происходит вокруг.
После немецкой артподготовки вдруг стало тихо, и где-то около двух часов дня мы услышали на ломаном русском языке: «Русс, вылайз…» Все в окопе притихли. Немцы же стали стучать по крышке входа. Мы вышли из окопа. Бросилось в глаза — горело несколько домов. Немцы цепями наступали со стороны Слободки.
Мы ждали немцев со стороны Ленинградского шоссе, но они появились со стороны Алабушево. Немцы даже не воспользовались алабушевской дорогой, а танками проложили дорогу через лес и вышли на юго-западную окраину деревни. Отдельные короткие схватки наших бойцов не смогли остановить наступление немцев. Наши оставили деревню и отошли за Крюковское шоссе.
После захвата деревни боевая активность как немцев, так и наших уменьшилась. Наступило некоторое затишье. Но, примерно, с 2 декабря бои возобновились с еще большей силой. Инициативу проявляли уже больше наши войска. Активно начала действовать наша авиация, участились атаки наших войск на деревню.
Девять дней в деревне и вокруг нее шли ожесточенные бои. И все эти дни мы, большей частью, сидели в своем убежище.
Хотелось бы кратко рассказать о некоторых эпизодах нашей жизни, о героических делах отдельных наших воинов, о зверствах фашистов в деревне.
Терехова Елена Ивановна находилась в окопе с двумя своими сыновьями — Виктором и Николаем. Николаю было уже лет 17, и одет он был в гимнастерку старшего брата — военного летчика, старшего лейтенанта. Увидев такое, немцы закричали: «Русс зольдат!.. Русс зольдат!..» Нашим матерям удалось отстоять Николая от немедленного расстрела. Но немцы все равно увели его и других ребят. Мы думали что все: пропали ребята. Но они вернулись и рассказали, что собирали по всей деревне наших раненых солдат и сносили их в пожарный сарай, где они и замерзли.
Я видел, как над нашей деревней появились два самолета «У-2″. Летели они на небольшой высоте. Летчики, видимо, не знали, что в деревне фашисты. Немцы открыли по самолетам сильный огонь, и они оба загорелись. Один из них тут же упал, а другой перетянул через шоссе.
Начиная, примерно с 3 декабря, за деревню начались сильные бои. В день было по несколько атак.
В одну из атак к нам в окоп немцы притащили своего раненого и хотели перевязать его. Один из них выглянул из окопа и так испуганно закричал «Русс!», что все моментально выскочили из окопа, оставив нам раненого. Он лежал, озираясь по сторонам, а потом вскочил, схватил винтовку и, опираясь на нее мгновенно выскочил наружу.
Числа 4-го или 5-го декабря со стороны современного завода «Компонент», с тыла, из леса выехал наш танк, белый с красными звездами на башне. Двигаясь по улице, он стрелял из пушки и пулемета по технике противника и домам, где засели немцы. Было уничтожено несколько машин, а также дальнобойное орудие большого калибра. По словам жителей немцы его только что привезли и начали устанавливать для стрельбы, но так ни одного выстрела не сделали. Танк же, проехав вдоль всей деревни, вышел на шоссе, повернул на Крюково и здесь подорвался на мине. Там он с заряженным орудием стоял еще долго, пока деревенские ребята не разрядили орудие, выстрелив из него в сторону курятника. После этого танк быстро убрали.
Жители деревни рассказывали после отступления немцев о бесстрашном поступке группы наших бойцов, которая с криком «Ура!» атаковала немцев с тыла, со стороны пруда. Силы, конечно, были неравны. Большая часть группы погибла, остальным удалось пробиться.
Там же весной было обнаружено одиннадцать трупов наших бойцов. Рядом валялись 11 винтовок. Как уточнили жители, этих бойцов раздетых и разутых немцы водили по деревне, а потом расстреляли.
В самом центре деревни была у нас обширная площадь. Во время боев в этом месте дважды возникали рукопашные бои.
В доме Калачевых находилось несколько немецких офицеров, которые, изрядно подвыпивши, играли в карты. Выбрав момент, наши солдаты проникли в дом, обезоружили офицеров и увели их за Крюковское шоссе.
Геройски сражались и погибли наши пулеметчики у молотильного сарая. Они отражали атаки немцев со стороны Слободки. Тут же у «Галиного пруда» держал оборону молодой ленинградец. Из своего «максима»он уничтожил десятки фашистов, Его похоронили с почестями после освобождения деревни. Из найденных у него документов узнали его адрес и даже письмо домой написали.
У школы N842 долгое время стояла ель, вся прострелянная во время боев. У этой ели героически погиб на боевом посту наш пулеметчик. Видимо сильно досаждал он немцам, и не один десяток мин и снарядов выпустили по нему фашисты. Вокруг его позиции была масса воронок. Ель была тому как бы памятником. Но она не сохранилась…
Почти каждую ночь над деревней и над лесом (в настоящее время завод «Компонент») мы слышали знакомое стрекотание наших «У-2″. Они бомбили немецкие артиллерийские позиции. Там, после отступления немцев, мы видели много снарядных ящиков, разбитые повозки н разное снаряжение, крупные воронки от бомб.
Ночью, когда приходилось выбираться наружу, я наблюдал, как прорезывали небо красные и зеленые трассы. Стреляли наши в сторону Слободки, как мне казалось, из тыла немцев.
Рядом с пожарным депо стоял дом Романовой М.В. Еще при жизни тетя Маша рассказывала, как в одну из атак наш раненый солдат не успел отойти вместе со своими. Немцы захватили его и допрашивали. Видимо ничего от него не добившись, они раздели его почти что до гола и вынесли на улицу, положив у крыльца. Тетя Маша вынесла ему одежду, но немцы запретили ей одевать несчастного, пригрозив расстрелом. Так и замерз он у крыльца.
Где сейчас стоит школа i 842, находились окопы наших бойцов. Это место было самое высокое, и отсюда вся наша деревня просматривалась очень хорошо. С этой позиции бойцы держали под обстрелом деревшо и не давали немцам свободно двигаться по улице.
Помню, мы с братом Николаем пришли к себе в дом и попросили немцев напиться. Они показали на таз со снегом, который стоял в печи, а ведь до колодца было метров 50.
На Чашниковской поляне немцы оставили машину, на которой было полно всякого военного добра. Там ребята Федотенковы нашли знамя какой-то фашистской части. Конечно, никто не подумал о судьбе этого почетного трофея. И использовали полотнище для практических нужд — сшили для маленьких ребятишек две рубашонки.
Хотелось бы пару слов сказать о своем убежище. Землянка наша была небольшой, где-то 3×3 и тамбур метра 1,5. Строили землянку наши солдаты еще до приходов немцев. Строили прочно и добротно, в два наката толстых березовых бревен. Вход — по земляным ступеням прямо в тамбур, который сверху закрывался толстым щитом. В землянке по сторонам от входа были земляные возвышения, где мы в основном и размещались. Сюда мама притащила перину, которая согревала нас. Печи не было, но холода мы не чувствовали. Посредине, в дальнем конце стояли ящики, которые служили нам столом. Здесь постоянно, днем и ночью горела коптилка. Вот, пожалуй, и все наше оборудование. Все малыши размещались подальше от входа. У нас была грудная девочка Людмила. И у Чудаковых тоже был маленький ребенок. Но а мы-то считали себя уже взрослыми.
Наружу выходили редко, только по необходимости. Воду таскали из пруда — метров 100 от нашей землянки. Все, что творилось снаружи, мы определяли по звукам. И когда обстрел, и когда в атаку шли, и когда бомбежка, Снаряды и мины рвались постоянно вокруг и около, некоторые разрывались и над нами. Слава Богу, выдержало наше перекрытие, только каждый раз гасла коптилка.
Иногда приходилось и выходить из нашего убежища. Как-то раз мы с Николаем пошли к себе в дом. Немцы развалились на соломе прямо на полу. Жарко горела печь, а рядом куча книг. Из печи торчат длинные бревна. По мере сгорания они продвигали их вглубь печи. Вот так и топили. И как-то раз они все-таки умудрились этими бревнами пробить заднюю стенку, и сожгли наш дом полностью.
Нам кто-то подсказал, что в магазине остались пакеты сухого кваса. Мы с мамой решили сходить и принести чего-нибудь. Только вышли — а по нас из пулемета. Стреляли наши. Мы в снег зарылись. Так и ползли назад метров 200.
Меня иногда спрашивают: «А что же вы ели?» Но я уже и не помню. У нас ничего не было. И вот такого момента, чтобы я что-то ел почему-то мне не запомнилось. А вот как воду пил — помню. Вот так и жили все эти дни. И чего-то ждали. А чего? Никто не знал. Но все-таки дождались.
9 декабря, рано утром, опять слышим: «Русс, вылайз!..» Ну, все — это за нами, испугались не на шутку. Открывается наш вход, и наши деревенские озорники покатываются от смеха: «Что, испугались? Вылазьте, нет уже фрицев и наших полным полно». Вылезли. Кругом тишина. Только отдельные глуховатые выстрелы доносятся со стороны Алабушево. Половина деревни сожжена, разрушена.
Пошли к нашей бабушке, бабе Насте. Ее дом, слава Богу, уцелел. Зашли. Холодно. В доме все порушено. Окна соломой заткнуты. Но стены сохранились. Будем заново все начинать.
Спасибо солдатам нашим. Еще до прихода немцев посоветовали нашей маме зарыть в землю сундук с ее приданным и ларь с мукой и зерном. Как это все сейчас пригодилось!
Весной посадили картошку, соток двенадцать. Еще не успела отцвесть, как кто-то всю ее выкопал. Для нас это была настоящая трагедия. Вот здесь-то и пригодился наш сундук. Вытаскивала понемногу из него мама самое свое заветное, ездила куда-то за Клин и обменивала на продукты.
Война от нас ушла. Деревня стала оживать. Возродился колхоз. И стали мы жить не хуже довоенного периода.
Ларин Б.В., краевед
Добавить рассказ
1 /
1 /
Все памятные места
сельское поселение Баранцевское
Памятник "Неизвестному солдату" в деревне Крюково Чеховского района Московской области
В 70 км от Москвы по южному направлению в деревне Крюково установлен памятник воинам, погибшим в годы Великой Отечественной войны, а именно памятник «Неизвестному солдату».
Открытие памятника состоялось осенью 1975 года. Одним из организаторов открытия являлся «Крюковский вентиляторный завод», напротив которого и установили памятник. Война принесла горе потерь почти в каждую семью, поэтому на тот момент среди жителей деревни было много вдов, осиротевших матерей. На открытии все жители были торжественно одеты и с цветами. Женщины по-деревенски покрыли свои головы траурными платками. Почти у каждого в руках были портреты своих сыновей, мужей, отцов, братьев. Среди собравшихся не было равнодушных! И вот настал момент, с памятника сняли покрывало и все увидели фигуру солдата, со скорбно опущенной головой. Многие стали всматриваться в лицо солдата, стараясь найти в нем родные черты. Позже, как известно, некоторые приняли для себя решение, т.к. не знают где могилы их родных, приходить сюда, когда особенно трудно, как на могилку. Война лишает людей не только жизней, но и нередко имён. Поэтому памятник «Неизвестному солдату» является частичкой родного в душе каждого!
В комплексе с памятником расположили монумент воинам крюковчанам, павшим в боях за независимость Родины в 1941-1945 г, на котором высечены важные слова «Никто не забыт, ничто не забыто».
В наше время в деревне Крюково ежегодно 9 мая около памятника «Неизвестному солдату» проходит митинг и панихида по почившим воинам и всем безвинно убиенным в годы Великой Отечественной войны.
Лапин Глеб, член кружка "Юные музееведы"
Наш кружок существует второй год. Мы изучаем историю родного края, особенности музеев разных профилей, посещаем музеи, делаем презентации и собираем материал об истории Великой Отечественной войны в нашем крае.
Кочкурова Елена Николаевна
ученики 2 в класса МБОУ СОШ №3 г.Чехова МО
Еще в этой местности
Добавить рассказ
Как принять участие в проекте:
- 1 Заполните информацию о памятном месте, которое находится недалеко от Вас или имеет для Вас особенное значение.
- 2 Как найти на карте расположение памятного места? Воспользуйтесь строкой поиска на самом верху страницы: наберите приблизительный адрес, например: «Усть-Илимск, улица Карла Маркса », далее выберите один из вариантов. Для удобства поиска, можно переключить типа карты на «Спутниковые снимки » и всегда можно вернуться к обычному типу карты. Максимально увеличьте масштаб карты и кликните на выбранное место, появится красная метка (метку можно перемещать), это место и будет отображаться при переходе к Вашему рассказу.
- 3 Для проверки текста можно воспользоваться бесплатными сервисами: ОРФО Online / «Орфограммка» .
- 4 При необходимости, внесите изменения по ссылке, которую мы пришлем на указанный Вами e-mail.
- 5 Разместите ссылку на проект в социальных сетях.
Текущая страница: 30 (всего у книги 31 страниц)
МОГИЛА НЕИЗВЕСТНОГО СОЛДАТА
ВТОРОЕ БОРОДИНО
Неизвестный солдат лежит у северо-западной стены Кремля, в Александровском саду. Это символично: он защищал северо-западные подступы к столице нашей Родины и словно остался ее бессменным дозорным, ее вечным стражем.
Кто он? Твой сын, брат, отец, муж?
Мы не знаем его имени. Мы знаем: он погиб на подступах к Москве в суровом 1941-м…
Сюда идут матери и отцы, не дождавшиеся сыновей и дочерей, идут вдовы, идут внуки, знающие дедов только по фотографиям. И каждый думает, что, может быть, под этим красным камнем лежит его родной человек… Его Ваня или Микола, его Шота или Сулейман, его Марина или Лиза.
Неизвестный солдат шагнул в бессмертие.
И его вечный покой трепетно и преданно хранят столица, Родина.
* * *
Неизвестный солдат погиб в боях за Крюково, на 40-м километре от Москвы.
28 ноября 1941 г. маршал Б. М. Шапошников, знакомя нового начальника штаба одной из армий с обстановкой, сказал:
– Самое опасное положение создалось на правом крыле Западного фронта.
Действительно, здесь враг ближе всего подошел к столице. Уже несколько дней шли ожесточенные бои у Крюкова и в районе Истры. Немецкие танки, наступавшие на Красную Поляну, были в 27 километрах от Москвы. Именно отсюда гитлеровцы поспешили сообщить, что уже видят столицу большевиков в хороший бинокль. По ночам они наблюдали разрывы снарядов московских зениток, отбивавших налеты фашистских самолетов.
«Солдаты! – взывало немецкое командование. – Перед вами Москва!.. Все столицы континента склонились перед вами, вы прошагали по улицам лучших городов. Вам осталась Москва. Заставьте ее склониться, покажите ей силу вашего оружия, пройдите по ее площадям. Москва – это конец войны. Москва – это отдых… Вперед!»
Берлинским газетам приказали оставить в номерах на 2 декабря место для сообщения о взятии русской столицы.
А по заснеженным и опустевшим улицам Москвы шли батальоны суровых красноармейцев и ополченцев. Мимо баррикад и противотанковых «ежей»… Сзади – родной дом, завод, Кремль.
Они шли навстречу врагу и пели только что родившуюся песню, сразу ставшую их гимном и клятвой:
Не смять богатырскую силу,
Могуч наш заслон огневой.
Мы выроем немцу могилу
В туманных полях под Москвой.
…29 ноября 1073-й полк, дравшийся в районе Волоколамска, получил приказ: «Отойти, занять оборону в Крюково». Его командир Баурджан Момыш-Улы вспоминает:
«Я достал карту и не нашел Крюкова. Развернул новый лист… Ага, вот оно… И тут же, на этом листе, огромное средоточие топографических знаков. „Москва“, – прочел я и вздрогнул. Надо было намечать маршрут, давать распоряжения, а я смотрел и смотрел на сбежавшиеся квадратики, кресты, полоски, на явственно проступающие ломаные и кольцеобразные просветы московских улиц».
Тревожные мысли комполка прервал адъютант Петр Сулима:
– Батальоны ждут приказа, товарищ командир.
Ни казах Момыш-Улы, ни украинец Сулима никогда не были в Москве, но у обоих дрогнуло сердце… От Крюкова до окраин Москвы всего 20 с небольшим километров… Что это для танков? Один рывок – и бои на улицах. Момыш-Улы пишет: «По привычке прежних отступательных боев я поискал промежуточный рубеж от Крюкова до Москвы, где можно было бы зацепиться, и… этого рубежа не нашел».
Подперев голову руками, командир пристально смотрел на карту, на черную полуокружность – Москву. Он с болью представил врага в столице: обгорелые коробки зданий, сваленные трамваи и троллейбусы, разорванные провода, трупы красноармейцев, женщин и детей во дворах и на улицах, марширующие парадным шагом гитлеровцы. Вспомнились пленные немцы, которые с ухмылкой говорили: «Волякалямск – Москау…» Неужели они восторжествуют?
Момыш-Улы взял нож, отрезал часть карты, на которой была местность восточнее Крюкова, и велел сжечь.
– Как? – переспросил Сулима.
– Сожгите, – повторил командир.
Адъютант «посмотрел на меня с недоумением, – вспоминает ветеран, – но секунду спустя понял. Для чего нужна карта? Для ориентировки… Нам не понадобится ориентировка в дорогах, речках, населенных пунктах, что лежат позади Крюкова… Мы или отбросим немцев, или умрем под Крюковом».
Оба молча смотрели, как горит бумага, «как исчезают, превращаясь в черный прах, названия шоссейных дорог и проселков, ведущих к Москве».
«Отбросим врага или умрем под Крюковом!» – так думали во всех полках. Они понимали: Крюково – это последний рубеж. Они понимали: им выпал жребий славы и величия духа. Столицу защищали уральцы и сибиряки, казаки и одесситы. Но все они считали себя в те дни москвичами.
…Окраина Крюкова переходила из рук в руки. По нескольку раз в день. По словам Момыш-Улы, «боевые порядки стояли вплотную, дрались, как бы схватившись за горло». Наконец немецкие танки ворвались в поселок. Бои стали еще ожесточеннее. Фронт стирал с лица земли улицы и сады, дачи и школы. Бились за каждый дом. Снаряды, мины и бомбы рвались на улицах. Артиллеристы разили врага прямой наводкой.
Они выдыхались. Их ударная северо-западная группировка, ворвавшаяся в Крюково, потеряла не менее половины людского состава; русские метели засыпали снегом подбитые немецкие танки, орудия, минометы, тягачи.
2-4 декабря гитлеровцы, наступавшие с северо-запада, были окончательно остановлены. Их яростные атаки в районе Крюкова были отбиты, и они перешли к обороне.
Крюково осталось последней точкой нашего отхода под Москвой.
Думая перезимовать у стен столицы, немцы превратили Крюково, где соединились две их группировки – клинская и волоколамская, в мощный оборонительный узел. Каменные дома приспособили под дзоты. Сосредоточили до 60 танков; некоторые зарыли по башни в землю. Противотанковые пушки и густые минные поля стерегли все подступы…
Стремясь отвести угрозу от Москвы, наши гвардейцы несколько раз контратаковали крюковский узел сопротивления врага.
…На рассвете сверкнули огненные вспышки. Грохот потряс окрестности. Короткими артиллерийскими и минометными налетами началось наше контрнаступление.
Когда пушки перенесли огонь в глубь немецкой обороны, над нашими окопами взвились красные ракеты и в атаку бросилась пехота…
На Крюково наступал 1073-й полк 8-й гвардейской стрелковой дивизии имени Панфилова при поддержке 1-й гвардейской танковой бригады. На слившуюся со станцией деревню Каменки шли 44-я кавалерийская дивизия и 17-я стрелковая бригада.
Вскоре они наткнулись на сильный огонь минометов и пулеметов и залегли…
Ожесточенны и кровопролитны были бои за Крюково, в которых пал геройской смертью Неизвестный солдат.
С 3 по 6 декабря наши гвардейцы девять раз атаковывали вражеский узел сопротивления. Станция переходила из рук в руки.
Командир танкистов полковник М. Е. Катуков, позднее маршал бронетанковых войск, рассказывал:
…Танк лейтенанта Платко подорвался на мине. Но экипаж не бросил машину и стрелял, пока не кончились снаряды; на третьи сутки саперы ночью разминировали проход и вытащили танк к своим. Старший сержант Устьян возглавил добровольцев, которые проникли в тыл врага, разведали огневые средства, изучили местность, принесли ценные сведения; возвращаясь, они уничтожили немецкую машину с солдатами. Одним из первых ворвался на улицы Крюкова танк лейтенанта Каландадзе. Увидев бегущих из дома фашистских офицеров, он понял, что там штаб, и таранил здание. На танке остался лишь десантник-узбек со станковым пулеметом. Он расстреливал метавшихся в ужасе гитлеровцев, не думая об укрытии. Отважного бойца сразил осколок авиационной бомбы…
Маршал Советского Союза К. К. Рокоссовский, чьи войска штурмовали станцию, считал, что по ожесточенности схваток «это было второе Бородино».
ЭШЕЛОН ИЗ ПРОШЛОГО
Неизвестный солдат прибыл в Москву 3 декабря 1966 г. Вся столица преклонила колени перед своим защитником.
…Почетный эскорт мотоциклистов еще не достиг городской границы – кольцевой автомагистрали, а у Ленинградского шоссе уже стояли ветераны, пришедшие на встречу с героической юностью, с фронтовым товарищем, стояли школьники и студенты, прервавшие занятия, чтобы поклониться человеку из легендарного 1941 года…
Накануне на 40-м километре шоссе, близ Крюкова, была вскрыта братская могила неизвестных воинов, погибших в боях за столицу. В те дни Москва торжественно праздновала 25-летие разгрома гитлеровских орд у своих стен; тогда и решили перенести останки одного из безымянных героев в город и похоронить его под сенью Александровского сада, у Кремлевской стены…
Выбор пал на братскую могилу на 40-м километре – одном из рубежей, откуда начался победный марш наших войск на Берлин.
…Гроб с останками безымянного воина установили рядом с могилой, на алом постаменте. На крышке саркофага – военная каска.
В почетный караул встали заместитель председателя Моссовета Л. В. Бахметков – бывший боец, сражавшийся в этих местах 25 лет назад, врач Н. А. Соломатова, до сих пор не знающая, где могила ее мужа-фронтовика, пионеры школ Зеленограда – нового города, выросшего там, где пролилась кровь Неизвестного солдата.
Снег замел дороги и стежки. Только одну тропу – к Неизвестному солдату – не сумел покрыть снег. По ней весь день и ночь шли люди. С окрестных сел и деревень, станций и поселков. Снимали шапки. Стояли в почетном карауле. Клали цветы. На шоссе замедляли бег автомашины, пассажиры выходили, чтобы почтить память безымянного бойца.
3 декабря в 11 часов 25 минут члены комиссии и молодые солдаты Таманской дивизии перенесли саркофаг, перевитый гвардейской лентой Славы, в траурную машину на шоссе. За ней выстроилась длинная вереница автомобилей с делегациями окрестных районов.
Последний путь Неизвестного солдата проходил там, где не ступала вражеская нога.
Встречные автомобили уступали путь траурному кортежу, а постовые милиционеры отдавали честь.
Все ближе Москва. И, глядя на мелькающие окрестности, люди, сопровождавшие останки героя, все сильней пытались представить себе, как выглядел Неизвестный солдат, как сражался и погиб, и невольно многие мысленно беседовали с ним…
Ты помнишь Ленинградское шоссе 1941 года? Из Москвы катили к фронту покрашенные в белый маскировочный цвет пушки, тягачи, грузовики, грохотали белые танки, шагала в маскхалатах пехота. Патрули с винтовками СВТ и красными повязками на рукавах проверяли документы. На обочинах шоссе притаились противотанковые батареи, вытянув седые дула на северо-запад… А навстречу ехали санитарные автофургоны; порой, заполняя шоссе от края до края, вопреки всем правилам уличного движения, шли угоняемые на восток стада… Ты помнишь, у баррикад и «ежей» машины замедляли бег, проезжая в узкий проход, оставленный для транспорта?.. Может быть, ты шел тогда здесь в колонне пехоты, гарцевал на коне с эскадроном, видел грозное шоссе в смотровую щель своего танка или ехал в кузове грузовика, из которого раздавалась дружная песня: «Любимый город может спать спокойно»?
…Не узнать шоссе, солдат! За мостом через канал имени Москвы приютились доживающие свой век пяток избушек. Но там, где мерзла в снегах пехота, где белели пустыри и поля, на магистраль глядят восьми-девятиэтажные красавцы.
Станция метро «Речной вокзал»… Ты ездил, наверное, только до «Сокола»; мы продлили подземку в новые кварталы…
Фестивальная улица, парк Дружбы; его посадили молодые негры, индусы, англичане, бразильцы, немцы; да, и немцы…
Впереди – по бокам шоссе – у въезда на мост застыли на каменных постаментах два красноармейца. Высоко подняла над бегущими автомашинами свой автомат девушка в пилотке. Властно выбросил руку над шоссе боец в каске. «Стой! Ни шагу назад!» – приказывают они. Вихри студеной осени 1941 г. рвут бронзовые плащ-палатки… Бойцы шагнули вперед, они устремились навстречу врагу, охваченные твердой решимостью отстоять столицу. Но сегодня их властные жесты полны иного смысла. Они приветствуют тебя, не дрогнувшего в бою…
Это мост-монумент, мост имени Защитников Москвы.
Герои, погибшие за Москву, за Родину и воплотившиеся, как хорошо сказал поэт, в «строчки и другие долгие дела».
Под мостом – красно-желтый трамвай. Может быть, это твой старый знакомый? Уже более 30 лет бегает 23-й вдоль Ленинградского шоссе. Может быть, возил и тебя на работу, в гости и по воскресеньям в Покровско-Стрешнево?
12 часов 45 минут. Белорусский вокзал.
Летом 1941 г. площадь перед вокзалом зеленела от новых гимнастерок. С перрона доносилась медь оркестров, провожавших маршевые части. А здесь, на площади, тысячи красноармейцев ожидали погрузки. Одни пели и плясали в кругу под гармошку. Другие, задумчивые, молчаливые, сидели на вещмешках, глубоко затягиваясь махрой…
Сейчас все замерло на шумной площади. Тишина. Обнажились тысячи голов.
В начале улицы Горького траурная автомашина остановилась у пушечного щита. Гвардейцы-таманцы бережно перенесли саркофаг на артиллерийский лафет. На гроб, на каску тихо падали снежинки…
Далеко вдоль улицы, запруженной москвичами, вытянулись «газики» – 54 машины, 27 рядов, на сиденьях – 140 венков.
От ЦК КПСС.
От Совета Министров СССР.
От Президиума Верховного Совета СССР.
От Исполкома Моссовета.
От трудящихся Солнечногорского района.
От воинов гвардейской Таманской дивизии…
Сейчас… Сейчас начнется последний путь Неизвестного солдата по главной улице Москвы, за которую он отдал жизнь и которую, может быть, никогда не видел.
И вот траурный марш разорвал тишину.
Медленно поехали «газики» с венками… Скорость – три километра в час. Ветер развернул боевое знамя над гвардейским бронетранспортером, буксирующим лафет с гробом… Отпечатали первые железные шаги 20-летние часовые почетного караула по бокам саркофага…
Эшелон из Прошлого двигался по запруженной людьми улице Горького.
Кто он? Из Сибири, из Рязани?
Был убит в семнадцать, сорок лет?
И седая женщина глазами
Провожает траурный лафет.
– Мальчик мой! – сухие губы шепчут.
Замирают тысячи сердец,
Молодые вздрагивают плечи:
– Может, это вправду мой отец?..60
Стихи Юлии Друниной.
И казалось, бронзовый Горький у Белорусского вокзала, провожая долгим взглядом саркофаг, говорил:
«Пускай ты умер!.. Но в песне смелых и сильных духом всегда ты будешь живым примером, призывом гордым к свободе, к свету!»
А на следующей площади агитатор-горлан Маяковский, встречая траурный кортеж, словно обращался к солдату и всем павшим: «Тише, товарищи, спите… Ваша подросток-страна с каждой весной ослепительней, крепнет, сильна и стройна…»
Склонив обнаженную голову перед безымянным сыном Отечества, бронзовый Пушкин, казалось, повторял проверенное временем предсказание: «К нему не зарастет народная тропа».
Оркестр исполнял песни 41-го года, и порой тишину улицы Горького разрывали рыдания женщин, вызванные мелодией, разбудившей память, всколыхнувшей сердце.
…Дом № 9. Многие успели забыть, что его массивный цоколь облицован норвежским гранитом, заготовленным по приказу Гитлера для будущего монумента победы Германии во второй мировой войне… Поторопился фюрер. Декабрьским днем 1966 г. мимо блоков гранита, покорно легших в основание московского дома, ехал Солдат, заложивший один из первых зарядов под тот фашистский памятник, ехал победитель, осененный красным знаменем.
…Пушечный лафет остановился перед трибуной, сооруженной близ входа в Александровский сад. На ней – руководители партии и правительства, делегаты москвичей.
…Мы не знаем, были ли траурные речи в 1941 г., когда Неизвестного солдата опускали в братскую могилу на обочине Ленинградского шоссе… Комиссар 1073-го полка, взявшего Крюково, вспоминает, что убитых бойцов «хоронили не под залпы салюта, а под звуки разрывавшихся вблизи снарядов и бомб». Так бывало не только под Крюковом.
3 декабря 1966 г. Родина сказала материнское слово над прахом всех сынов и дочерей, погибших в безвестных окопах, у незнакомых поселков и на безымянных высотах, раскинувшихся от канала Москва – Волга до Эльбы и Влтавы.
Не цепочка уставших после боя товарищей – десятки тысяч москвичей замерли в торжественном и строгом молчании на Манежной площади, перед Александровским садом. Десятки тысяч?.. Нет, миллионы! «Интервидение» позволило прийти к священной могиле ленинградцам и тбилисцам, таллинцам и сибирякам, варшавянам и пражанам.
Не пяток винтовок, еще не остывших после боя, – целый артиллерийский дивизион поднял в Александровском саду стволы к небу, готовые дать трехкратный прощальный салют.
Над прахом героя, над всей страной прозвучали речи – клятвы на верность павшим.
Маршал К. К. Рокоссовский:
– Эта могила Неизвестного солдата у древних стен Московского Кремля станет памятником вечной славы героям, погибшим на поле боя за родную советскую землю, здесь отныне покоится прах одного из тех, кто грудью своей заслонил Москву.
Вальцовщик В. И. Дюжев:
– Для нас, рабочих «Серпа и молота», в этой могиле лежат и наши товарищи – сталевары, которые прямо от мартенов и прокатных станов ушли в бой за Родину, за Москву и отдали за нее свою жизнь.
Мать двух Героев Советского Союза Л. Т. Космодемьянская:
– Все матери, потерявшие детей в великой войне за нашу Родину, будут приходить сюда не только со своей печалью и горем, но и с великой гордостью за своих детей. И если над Родиной вновь нависнет опасность, советские матери благословят своих детей, как и в то тревожное время, на ратные подвиги, сами соберут вещевые мешки, сами дадут оружие в руки.
Рядовой Е. П. Семенов:
– Мы склоняем головы перед твоим подвигом, Неизвестный солдат, и клянемся на твоей священной могиле, что, если на Родину вновь нападут враги, мы до конца выполним свой воинский долг, как это сделал ты.
…Над Москвой ударил трехкратный артиллерийский салют.
Гроб медленно опускается вниз. Вот скрылась каска… В могилу падают первые горстки земли. Их бросают член Политбюро ЦК партии и рабочий, министр и колхозник, маршал и рядовой…
На надгробной плите – вечной красноармейской книжке солдата – высечено:
ИМЯ ТВОЕ НЕИЗВЕСТНО
ПОДВИГ ТВОЙ БЕССМЕРТЕН
Звучит гимн…
Мимо зеленого холма венков, выросшего над свежей могилой, проходят торжественным маршем батальоны всех родов войск, отдавая воинские почести безымянному сыну Отчизны.
Спи, солдат! Родина навсегда оставила тебя в своем сердце – у Кремлевской стены.
«СПАСИБО, СОЛДАТ…»
Едва кончился траурный митинг, как к Неизвестному солдату устремилась людская река…
Восемь ступенек наверх.
Пожилые мужчины первыми снимают шапки. Им не забыть скорбный ритуал, с которым провожали в последний путь многих боевых друзей… И, глядя на отцов, обнажают головы мальчишки.
Гранитная площадка. Зеленый холм. Он быстро обрастает букетиками живых цветов.
По бокам могилы – часовые с карабинами. 20-летние, стройные, они стоят как статуи, как символы величия нашего дела и верности героям-отцам.
Ни один мускул не дрогнет на лицах часовых. Они кажутся невозмутимыми, стражи вечного покоя Неизвестного солдата. Но это только кажется…
Старая женщина в платке остановилась у могилы, плачет. Часовой слышит, как она называет солдата, погребенного под плитой, Лешей.
– Ты здесь лежишь… А я осталась… Спасибо тебе, сынок, за все, что ты сделал…
Она не спешит уйти отсюда, где покоится – она уверена – именно ее сын. Седая мать со сбившимся на плечи платком. Казалось, это сама скорбящая Родина. Какие воспоминания бередят душу одинокой матери? Ее не решились потревожить даже тогда, когда милиция временно закрыла доступ к могиле для смены почетного караула. Мать стояла на пути часового. Но шедший на пост солдат и тот, кого он сменил, почтительно обошли ее.
…Пожилой мужчина опускается на колени перед красной плитой и целует гранит. А пришедший с ним мальчуган кладет букетик цветов…
И старая мать, и пожилой мужчина долго стоят у могилы, зная, что именно тут лежит тот, кого их измученные сердца искали по безымянным просторам, перепаханным войной…
Вдоль Кремлевской стены сотни венков. Красные ленты, зеленые ветки. «…От трудящихся города Клина», «…от учеников школы № 5 г. Рязани», «…от трудящихся Шаховского района». И тут же – золотом по белому – «Дмитрию Соловьеву, пропавшему без вести, – от жены, сына и внука, носящего имя твое».
А через несколько дней сюда пришли депутаты Верховного Совета СССР. Ведь защитники Крюкова и Истры обороняли не только Москву. Они прикрыли грудью Урал и Сибирь, Алма-Ату и Ташкент. Они помогли выстоять подпольщикам Риги и партизанам Украины. И посланцы братских народов, съехавшиеся на очередную сессию, склонили головы перед прахом защитника столицы. На лентах венков, возложенных депутатами, слова: «Неизвестному солдату от молдавского народа. Тот, кто отдал жизнь за свободу Родины, не умирает», «…от грузинского народа», «…от украинского народа» – от всех 15 республик…
Сюда приходят не только москвичи, не только делегации.
Здесь можно увидеть солдата, отслужившего положенный срок и едущего в родные края. Он расскажет односельчанам: «В Москве навестил деда…» Тут можно увидеть мужа и жену, пришедших с цветами в день рождения его брата, не вернувшегося с войны. Тут можно увидеть бывшего морского пехотинца, приехавшего в командировку и влекомого сюда памятью о павших друзьях – «полосатых дьяволах», нагонявших ужас на фашистов… Здесь можно увидеть пожилую женщину – из славных девчат, рожденных в двадцатые годы, сильных и мужественных; их ровесники лежат в братских могилах от Москвы до Берлина; она пришла к своему суженому, которого никогда не знала… Здесь можно увидеть журналиста, который вдруг ничего не может записать в свой блокнот, ибо сердце «разрывается от того, что не выплачешь и не выкричишь»: накануне войны по этому Александровскому саду, у этих кремлевских стен гулял его сын с девушкой; он ушел добровольно, имея бронь в авиационном институте…
Здесь можно увидеть стайки школьников и студентов, притихших и торжественных. Много читавшие и слышавшие про войну, они вдруг постигают доселе незнакомую им сторону ее. И им, парням и девчатам, принесшим сюда свое живое сердце, хочется, если Родина вновь призовет к оружию, быть не хуже, не слабее солдат 41-го года.
У могилы Неизвестного солдата можно увидеть английского профессора, американского докера, австралийского фермера. Они помнят зиму, когда британское радио передавало: «Лондон приветствует неустрашимый город Москву, храбрую Красную Армию, героев красной авиации… Вы разгромили самый мощный натиск в истории войн». Они помнят зиму, когда их газеты писали: «Разгром немцев у русской столицы имеет большое значение не только для Москвы и всего русского народа, но и для Вашингтона, для будущности Соединенных Штатов». Здесь можно увидеть француза, югослава, грека, поляка, для которых победа под Москвой стала зарей Надежды.
– Спасибо, солдат…
– Сэнкью, соулджер…
– Мерси, сольда…
– Хвала, ратниче…
– Дзеньки ти, жолнежу…
…18 декабря 1966 г. к могиле Неизвестного солдата пришли роты новобранцев дважды орденоносной дивизии имени Ф. Э. Дзержинского. У знамени части замерли ассистенты-автоматчики. Молодые бойцы приехали, чтобы у священного места, где вечным сном спит бессмертный герой, принять военную присягу. С того дня это стало традицией.
Эту пронзительную песню написали Сергей Островой и Марк Фрадкин в память о подвиге красноармейцев, ценой своей жизни удержавших последний рубеж перед Москвой.
На Ленинградском шоссе у въезда в Зеленоград возвышается холм Славы. Именно здесь, у деревни Крюково, натиск фашистских захватчиков был остановлен и произошел перелом: оборона обернулась наступлением. Бои, шедшие на зеленоградской земле, маршал Рокоссовский впоследствии назвал «вторым Бородино».
В ноябре-декабре 1941 года две немецко-фашистские группировки, одна из которых ранее действовала на Волоколамском направлении, а другая – на Клинском, прорвались в район деревни Крюково. Бой приняли воины 8-й гвардейской дивизии имени И.В. Панфилова, второго гвардейского кавалерийского корпуса генерала Л. М. Доватора и первой гвардейской танковой бригады генерала М.Е. Катукова. Они сражались за каждый дом и каждую улицу...
Когда враг занял деревни Пешки и Никольское и приблизился к деревне Льялово, командный пункт советской 16-й армии был перенесен на станцию Крюково.
30-го ноября во второй половине дня советские войска начали атаки по всему фронту обороны 16-й армии. Особенно жестокие бои шли в районе деревень Крюково и Пешки. Деревня Крюково переходила из рук в руки 8 раз. Враг сделал Крюково своим опорным пунктом. Каменные здания противник превратил в доты, между постройками в засадах находились врытые в землю немецкие танки. Фашисты стремились прорвать оборону советских войск во что бы то ни стало и дойти до Москвы.
В первых числах декабря войска 16-й армии генерал-лейтенанта К.К. Рокоссовского остановили продвижение немецких войск и перешли к обороне. В районе станции Крюково бои не прекращались ни на минуту. 354-я стрелковая дивизия обороняла Ленинградское шоссе и северную окраину Крюково.
Ожесточенное сражение началось в 10 утра 7-го декабря. Осколки снарядов покрыли всю крюковскую землю. У станции Крюково советские войска потеряли тысячи солдат и офицеров, но к вечеру 8-го декабря враг был сломлен. Лучшие части противника были разгромлены и обращены в бегство. Благодаря массовому героизму советских воинов немецко-фашистские группировки не смогли прорваться к Москве.
24 июня 1974 года на 40-м километре от центра столицы по Ленинградскому шоссе у въезда в Зеленоград был открыт памятник-монумент «Защитникам Москвы». На придорожном кургане, воздвигнутом на братской могиле, где покоится более 760 человек, высится серый обелиск. Три сомкнутых сорокаметровых штыка символизируют стойкость трех воинских частей – стрелковой, танковой и кавалерийской. У подножья обелиска расположены три мраморные стелы. На одной из них начертано:
«1941г. Здесь защитники Москвы, погибшие в бою за Родину, остались навеки бессмертны».
