Хафиз ширази - биография, информация, личная жизнь. Краткая биография хафиза Наследие и влияние творчества
Мастер, один из величайших лириков мировой литературы.
Сведения его жизни содержат мало достоверных фактов и дат, но много легенд. В единственном сохранившемся автографе он называл себя «Мухаммад ибн Мухаммад ибн Мухаммад по прозванию Шамс аль-Хафиз аш-Ширази » .
Его стихи являются вершиной персидской поэзии. Они в Иране до сих пор читаются и декламируются. В школах (мактабах) Бухарского ханства в XVI - начале XX века стихи Хафиза Ширази входили в обязательный учебный курс.
Биография
В возрасте 21 год он стал учеником Аттара в Ширазе. Он уже тогда стал слагать стихи и стал поэтом и чтецом Корана при дворе Абу-Исхака, вошёл в суфийский орден - Тарика. Хафиз знал арабский язык , хорошо разбирался в хадисах , тафсире , фикхе .
История сохранила легендарную встречу Хафиза с Тимуром , которая на нынешней момент считается реальным событием. Легенда описывает её следующим образом.
Женился Хафиз на склоне лет, у него родилось двое детей. Но оба сына и жена умерли ещё при жизни поэта. Имеются сведения, что младший сын Хафиза, Шах Нуман, переселился в Индию, в Бурханпур , а похоронен в Асиргархе. Жил Хафиз очень скудно, испытывая постоянную нужду. Несколько раз поэт получал приглашение от иноземных владык посетить их страны, однако поездки так и не осуществились. Его звал к себе багдадский султан Ахмед ибн-Увейс Джалаир . В Индию его звали султан Бенгала Гиясиддин (англ. Ghiyasuddin ) и главный визирь султана Махмуда Бахманни (англ. Mohammed Shah I ) (Декан) Мир-Фазлулла. Последней поездке помешал шторм на море, и Хафиз запечатлел в веках этот момент в одной из своих известнейших газелей:
После его смерти появляется сборник его стихов - «Диван ».
Творчество
Диван Хафиза
, миниатюра, Персия, 1585
Иран издавна славился своей литературой. Ещё до рождения Хафиза повсеместно прославились Рудаки , Фирдоуси , Насир Хосров , Омар Хайям , Низами Гянджеви , Джалалиддин Руми , Амир Хосров , Саади и другие. Их силами персидко-таджикская литература была выведена на новый уровень. Безусловно Хафиз не мог творить без связи со своими талантливыми предшественниками. Исследователями отмечается влияние на поэзию Хафиза стихов Саади, Салмана Саведжи , Хаджу Кирмани. Философская мысль в строках Хафиза идёт по пути, который заложили Хайям, Руми, отличаясь при этом глубокой индивидуальностью. Хафиз без сомнений был знаком с большей частью литературного наследия своей страны. Тому есть и и документальные подтверждения: в библиотеке Института востоковедения в Ташкенте хранится рукопись «Хамсе» Амира Хосрова Дехлеви , фрагмент из пяти маснави , где три из пяти маснави переписаны непосредственно самим Хафизом.
Любимой строфой Хафиза была газель . Именно ей написано подавляющее число его стихотворений. Рождённая за четыре столетия до Хафиза гением Рудаки , отточенная талантом Саади , в творчестве Хафиза газель достигает своего совершенства.
Что же понимал под прочностью стиха Хафиз? Во-первых, очевидно, то, что стих способен пережить своего создателя, способен сохраниться в течение веков, что иногда не под силу и каменным мавзолеям. Во-вторых, под прочностью стиха могла иметься в виду его нерушимая целостность, и в применении к восточным стихам под целостностью следует иметь в виду особые свойства, не характерные для поэзии Запада.
Особенности строения газелей влияют и на их восприятие. Обычно газель состоит из пяти-семи двустиший (бейтов). При этом важно то, что каждое двустишие выражает законченную мысль, и, зачастую, не имеет прямой связи с прочими бейтами. В этом состоит отличие восточного стиха от классического стиха европейского, в котором строки прочно объединены одной мыслью автора и логически связаны между собой. В газели такая логическая связь не всегда видна, особенно для читателя, привыкшего к поэзии Запада. Однако, каждая газель, в особенности газель, созданная мастером, представляет собой нерушимое единое целое. Для того, чтобы воспринять и осознать эту целостность, требуется работа и чувств, и ума, когда переходя от двустишия к двустишию, читатель должен восстановить опущенные автором связи, пройти свой путь по ассоциативной цепочке, соединяющей бейты, и то, что эта цепочка может не совпасть с путём, которым шёл сам автор, лишь делает стих более ценным, более близким сердцу каждого отдельного читателя. Это тем более верно, что объединяющей связью газелей часто служит именно определённое переживание, состояние души, чувства неподвластные до конца рассудку. Но в своей сути газели Хафиза подобны рубаи Хайяма , сплавляющим в себе разум и чувства. Понимание сути газели также необходимо для понимания творчества Хафиза, как понимание сути сонета для более глубокого осмысления творчества Петрарки или Шекспира .
Не менее важно для прочуствования внутренней красоты стихов Хафиза знание суфийской символики. Зная тайные значения, зашифрованные в простых словах, читатель способен открыть не один, а даже несколько смыслов, заложенных в простом стихе, начиная с самого поверхностного и кончая мистически глубоким. Примером таких неочевидных простому читателю толкований может служить часто встречающаяся у Хафиза тема любви. И если невооружённый глаз видит в стихотворении только признание поэта в любви к женщине, то знакомый с суфийской символикой постигает, что речь идёт о стремлении суфия познать Бога, поскольку именно это подразумевается под «любовью», а «возлюбленная» - это сам Бог. А во фразе «Аромат её крова, ветерок, принеси мне» на самом деле «кров» - это Божий мир, а «аромат» - дыхание Бога.
Ещё одной специфической особенностью творчества Хафиза было зеркальное использование описательных слов. Отрицательных персонажей называет он «святыми», «муфтиями», тех же, кто дорог его сердцу - «бродягами» и «пьяницами».
Средоточием творчества Хафиза является непосредственная жизнь человека во всех её радостях и скорбях. Обыденные вещи обретают под его пером красоту и глубокий смысл. Если жизнь полна горести, то нужно сделать её лучше, придать красоту, наполнить смыслом. Частое упоминание чувственных удовольствий, будь то распитие вина или женская любовь, отнюдь не означают стремления Хафиза отвернуться от неприглядной действительности, спрятаться от неё в наслаждениях. Множество газелей клеймящих злобу, войны, скудоумие фанатиков и преступления властьдержащих показывают, что Хафиз не боялся трудностей жизни, и его призыв к радостям - выражение оптимистического взгляда на мир, а если понимать под «радостью» скрытый смысл познания Бога, то горести для него не повод для озлобления, а побудительный мотив обратиться к Всевышнему и построить свою жизнь в соответствии с его заповедями.
Одни из самых трагичных газелей Хафиза посвящены потерям друзей, и, очевидно, дружба была величайшей ценностью в жизни Хафиза. Но утраты не могли сломить дух поэта, он позволял себе погрязнуть в депрессии, предаться отчаянию. Глубина трагических переживаний обусловлена именно осознанием её Хафизом, его дух всегда выше обстоятельств жизни. И это позволяет ему в часы скорби не отречься от жизни, а наоборот, начать ценить её ещё больше.
Богата и глубока любовная лирика поэта. По легенде Хафиз был влюблён в девушку Шах-Набат (Шахнабот), многие стихи посвящены именно ей. Простота в выражении самых интимных чувств и утончённость образов делают эти газели поэта лучшими примерами мировой любовной лирики.
Этическим идеалом поэта можно считать ринда - плута, бродягу - , полного бунтарства, призывающего к свободе духа. Образ ринда противопоставляется всему скучному, ограниченному, злому, эгоистичному. Хафиз писал: «Самонадеянности нет у риндов и в помине, а себялюбие для их религии - кощунство». Завсегдатай питейных заведений, гуляка, ринд свободен от предрассудков. Он не находит своё место в обществе, но это проблема не ринда, это проблема общества, построенного не лучшим образом. В мире Хафиз видел немало зла, насилия и жестокости. Мечта перестроить мир заново не раз звучит у Хафиза. Это всегда именно мечта, у него нет призывов к борьбе. В дальнейшем ринд как положительный герой находит свой путь в стихах Навои и Бедиля .
В оригинале стихи Хафиза чрезвычайно мелодичны, их легко напевать. Обусловлено это не столько применением звуковых повторов, сколько глубокой гармоничностью, объединяющей звучание и передаваемые образы. Богатство смыслов и лёгкость чтения служили причиной того, что куллиёт Хафиза сплошь и рядом использовался людьми для гаданий, для предсказания своей судьбы.
Наследие и влияние творчества
Поэтический сборник «Диван» Хафиза включает 418 газелей (лирических стихов), 5 крупных касыд (крупных панегириков), 29 кыта (небольших стихов), 41 рубаи (афористическое четверостишие) и 3 месневи (героико-романтические поэмы): «Дикая лань», «Саки-наме» и «Моганни-наме» . После смерти Хафиза «Диван» распространялся в виде списков в большом количестве, из-за чего в оригинальном тексте появлялись чужеродные вставки. В сегодняшнем Иране «Диван» переиздавался наибольшее количество раз среди классических произведений .
Первое серьёзное издание Хафиза было осуществлено в средние века в Турции, где был изданы произведение поэта в трёх томах. На этом издании основывались дальнейшие публикации в Германии, Египте и Индии. Творчество поэта оказало сильное влияние на многих мастеров Запада: Гёте , Пушкина , Мицкевича и др. Изданный в 1814 году полный перевод Хафиза на немецкий язык сподвигнул Гёте на создание своего «Западно-восточного дивана», в котором посвящает Хафизу целиком вторую книгу, названную им «Книгой Хафиза». Пушкин в своём стихотворении «Не пленяйся бранной славой, о красавец молодой!» («Из Гафиза») отдал дань уважения поэту и всей персидской поэзии . Произведения Хафиза Ширази переведены на многие языки мира .
В творчестве Хафиза преобладают традиционные темы вина и любви, мистического озарения, восхваления великих людей, жалобы на бренность и непознаваемость мира . В поэзии Хафиз присутствовал элемент мистики , из-за чего современники называли поэта Лиссан-Эльгаиб - языком таинственных чудес
.
Память
Мавзолей Хафиза является одной из основных достопримечательностей Шираза. Он представляет собой беседку, построенную в 1930-х годах над мраморным надгробием поэта. Туда приходят многочисленные паломники . Мавзолей находится в парке, где постоянно под музыку декламируются стихи Хафиза. Также распространены гадания на «Диване» Хафиза. На могильной плите высечен бейт Хафиза:
Переводы на русский язык
Книги:
- Истины. Изречения персидского и таджикского народов, их поэтов и мудрецов. Перевод Наума Гребнева «Наука», М. 1968. 310 с; Спб.: Азбука-классика, 2005. 256 с ISBN 5-352-01412-6
- Ирано-таджикская поэзия. - М .: Художественная литература, 1974. - 613 с.
Комментарии
Когда красавицу Шираза своим кумиром,
Изберу, За родинку её отдам я и Самарканд и Бухару.
в переводе ошибка.... в оригинале...Агер ун торки ширази, бе даст а эменара, бешали химбиаш бахшан, Самарканд, ту Бухара. что в переводе означает...Когда ширазская турчанка ведет любовную игру, За родинку её отдам я и Самарканд и Бухару.
Агар он турки шерози ба даст орад дили моро... ---Ба холи хиндуяш бахшам Самарканду Бухороро --так вернее..
Примечания
Литература
- Н. Кулматов Гедонизм Хафиза (рус.) // «Памир» : Журнал. - 1982. - № 1. - С. 77-82.
- С. Шамухамедова Этический идеал Хафиза (рус.) // «Звезда Востока» : Журнал, Орган Союза писателей Узбекистана. - Ташкент: Издательство литературы и искусства Гафура Гуляма, 1973. - № 5. - С. 159-162.
- Саджад Захир Гений Хафиза (рус.) // Академия наук СССР , «Народы Азии и Африки» : Журнал. - Москва: «Наука» , 1976. - № 5. - С. 96-102.
- Мирзо Турсун-Заде Великий мастер газели (рус.) // «Дружба народов» : Журнал. - 1971. - № 9. - С. 264-269.
- Семён Липкин Над строкой Хафиза (рус.) // «Новый мир» : Журнал. - 1971. - № 10. - С. 242-245.
Ссылки
| в Викитеке | |
| Хафиз Ширази на Викискладе |
- Хафиз (персидский поэт) - статья из Большой советской энциклопедии (3-е издание). А. Н. Болдырев
- Хафиз - статья из энциклопедии «Кругосвет»
Категории:
- Персоналии по алфавиту
- Писатели по алфавиту
- Родившиеся в 1326 году
- Родившиеся в Ширазе
- Умершие в 1390 году
- Умершие в Ширазе
- Персидские поэты
- Поэты Ирана
- Поэты XIV века
- Персоналии:Суфизм
- Персоналии:Шираз
Wikimedia Foundation . 2010 .
(1325 - 1389 или 1390)
Великий иранский поэт Хафиз Шамсиддин Ширази (Ходжа Шамс ад-Дин Мухам-мад Хафиз Ширази) родился в 1325 году в семье Баха ад-Дина - очень богатого купца из Шираза. Доподлинно известно, что род Хафиза происходил из Исфахана. В годы правления династии атабеков Салгуридов Фарса (1148-1270) предки поэта перебрались в Шираз.
Отец Хафиза умер рано, продолжить его дело было некому, и вскоре семья разорилась. Старшие братья будущего поэта отправились бродить по свету в поисках лучшей доли, а маленький Шамсиддин остался с матерью. Но несчастная женщина была не в силах прокормить ребёнка, а потому отдала его на воспитание в чужую семью.
Опекун недолго заботился о приёмыше и отправил его обучаться ремеслу в дрожжевой цех. Ученикам оплачивали работу. Шамсиддин оказался и трудолюбивым, и практичным мальчиком. Треть своего заработка он платил учителю соседней школы, треть отдавал матери, остальное тратил на свои нужды. В школе он выучил наизусть священную книгу мусульман и стал чтецом Корана - хафизом.
Ремесленники и торговцы Шираза (их называли «люди базара») славились любовью к поэзии. Многие ширазские дуканы (торговые лавки) одновременно были чем-то вроде поэтических «клубов», где устраивались диспуты и соревнования сочинителей. Шамсиддин был постоянным участником таких собраний, но над ним преимущественно потешались, как над ничего не понимающим в поэзии «сосунком».
Легенда рассказывает, что однажды глубоко уязвлённый насмешками юноша отправился к чудотворной гробнице прославленного отшельника и поэта-мистика Баба Кухи Ширази. Он долго молился и жаловался на свою судьбу, пока в изнеможении не уснул прямо на земле возле гробницы. Неожиданно во сне ему явился старец и дал вкусить божественной пищи.
Ступай, - сказал старец, - врата знаний для тебя открыты.
Кто ты? - спросил удивлённый юноша.
Я - халиф Али*, - ответил незнакомец и исчез.
* Али ибн Абу Талиб ибн Абд аль-Муталлиб ибн Хашим ибн Абд-аль-Манаф (ок. 600 - 661) - двоюродный брат, зять и сахаба (сподвижник) пророка Мухаммада. Четвёртый праведный халиф у суннитов и первый, святой имам у шиитов.
Когда Шамсиддин проснулся, он почти сразу сложил прославившую его газель «О ниспослании поэтического дара». Так явился миру великий поэт Хафиз.
По другой версии, юноша влюбился в ширазскую красавицу по имени Шах-Набат (переводится как «сахарный леденец»), но девушка только смеялась над ним. Любовь дала Шамсиддину поэтический дар, а вместе с ним пришла и благосклонность возлюбленной.
Ширазские ценители поэзии не поверили, что Хафиз сложил газель самостоятельно. Было решено устроить молодому человеку испытание. Поэту предложили написать ответ на газель-образец (такими образцами, как правило, служили признанные шедевры прошлого). Новая газель Хафиза восхитила ценителей. Слава о гениальном поэте быстро распространилась по странам Средней Азии.
Хафиза стали приглашать ко дворам восточных владык. Но поэт не пожелал покидать Шираз. Он почти безвыездно прожил там всю жизнь, никогда не женился, не имел детей и только постоянно заботился о семьях своих сестёр. Правда, есть сомнительная версия, будто в зрелом возрасте поэт женился, и у него родились два сына, однако и супруга, и дети умерли раньше Хафиза.
Живший в постоянной бедности поэт средства к существованию зарабатывал творчеством, а также чтением и толкованием Корана.
Сохранилось множество историй об отношениях поэта с правителями родного городе.
Первым покровителем Хафиза стал Абу Исхак Джамал ад-Дин Инджу (правил в 1343-1353 годах). Это был человек беспечный и весёлый, любил пышные застолья, покровительствовал наукам и искусствам. Правление Абу Исхак Инджу Хафиз называл впоследствии «золотым веком» для поэтов.
Но правление легкомысленного владыки оказался коротким. В 1353 году Шираз осадили войска завоеватели Мубариз ад-Дин Мухаммада из династии Музаффаридов, а Абу Исхак даже не подумал организовать оборону. Более того, о враге он узнал одним из последних и был весьма удивлён, что город в осаде.
Пойдём! - сказал правитель. - Нынче вечером позабавимся, а о завтрашнем дне подумаем завтра.
Шираз пал. Враг захватил весь Фарс. Через три года Абу Исхак попал в плен к завоевателям и был казнён, на всякий случай.
Мубариз ад-Дин (правил в 1353-1364 годах) оказался человеком жестоким и фанатично религиозным. Едва захватив Шираз, он закрыл в городе все питейные заведения, запретил увеселения и установил надзор за соблюдением населением норм мусульманской морали. В конце концов, сурового правителя сверг и заточил в темницу собственный сын.
Абу-л-Фаварис Шах Шуджа (правил в 1364-1384 годах) оказался прямой противоположностью отцу и стал покровительствовать поэтам и учёным. Хафиз, после десяти лет забвения, вновь приблизили ко двору. Однако отношения поэта с правителем не сложились.
Легенда рассказывает следующее. Шах Шурджа сам был не чужд стихотворству и завидовал громкой славе Хафиза. Однажды он упрекнул поэта:
В твоих газелях нет единого лада!
Поэт ответил:
Всё так, мой повелитель, но при всех этих пороках мои газели известны по всему свету, тогда как стихи иных поэтов шагу не могут ступить за пределы городских ворот.
Шах Шуджа очень обиделся, но стерпел. Однако Хафиз понимал, что долго такие отношения продолжаться не могут. Он стал искать прибежище в других городах Ирана, даже выезжал в Исфахан и Йезд, но всегда через короткое время возвращался в родной город.
Последний раз поэт покинул Шираз, когда отправился в Индию по приглашению владыки княжества Деккан султана Махмуда Бахмани, а точнее, его визиря Мир-Фазуллы. История эта весьма любопытна. Султан послал Хафизу деньги на поездку. Часть этой суммы поэт потратил на погашение долгов и на помощь семьям своих сестёр. Затем по дороге он встретил своего обедневшего друга и отдал ему все остававшиеся от дара правителя деньги. В Омрузе Хафиза ожидал присланный султаном корабль. Но едва путешественники снялись с якоря, как на море разыгрался шторм. Тогда поэт отказался от дальнейшего путешествия и вернулся в Шираз. Султан Махмуд не обиделся на Хафиза, а наоборот, послал ему ещё один щедрый дар.
Последние годы жизни поэта пришлись на эпоху завоеваний эмира Тимура (Тамерлана) (1336-1405). В Ширазе тогда властвовал Шах Мансур Музаффарид (правил в 1387-1393 годах). Первый поход Тимура на Шираз состоялся в 1387 году. Захватив город, эмир приказал вырезать весь род Музаффаридов. Всех от мала до велика вывели в степи под Ширазом и казнили.
А затем победитель потребовал к себе Хафиза. Поэт явился к владыке в рубище дервиша.
Тимур воскликнул:
Я завоевал полмира своим блистающим мечом, я разрушил тысячи селений и областей, чтобы украсить Самарканд и Бухару, престольные города моего отечества, а ты, ничтожный человечишко, готов их продать за родинку какой-то ширазской тюрчанки. Ведь сказано у тебя: «Когда ширазскую тюрчанку своим кумиром изберу, за родинку её вручу я ей Самарканд и Бухару».
Хафиз ответил с поклоном:
О, повелитель мира! Взгляни, до чего довела меня моя расточительность.
Не ожидавший такого ответа Тимур расхохотался и обласкал поэта.
Через два или три года после встречи с эмиром Хафиз умер в Ширазе. Он был похоронен в саду Мусалла.
Вскоре после кончины Хафиза пришло время его великой славы. Некто Гуландам, предположительно личный секретарь поэта, составил «Диван» - посмертное собрание стихотворений Хафиза. Ещё при жизни поэт пользовался всеобщим признанием, современники даже наградили его почётными прозвищами - Лисан ал-гайб (Сокровенный язык) и Тарджуман ал-асрар (Толкователь тайн). Но «Диван» произвёл на любителей персидской поэзии эффект разорвавшейся бомбы! Сборник в основном состоял из газелей, проникнутых гедонистическими мотивами и облечённых в форму суфийских поучений. Уже через сто лет творения Хафиза были признаны непревзойдённым образцом персидской литературы. Сегодня «Диван» Хафиза - наиболее часто издаваемая (после Корана) и самая раскупаемая книга в Иране.
В Европе первые перевода из Хафиза появились в XVII веке, а настоящим открывателем его гения стал Гёте. Великий творец «Фауста» на склоне дней создал великое поэтическое творение «Западно-восточный диван» в 2-х томах, причём второй том так и называется - «Книга Хафиза». Оба гения были чрезвычайно женолюбивы, так что удивляться их духовной близости не приходится.
Многократно переводилась поэзия Хафиза на русский язык. Лучшие образцы переводов созданы А.А. Фетом.
Александр Сергеевич Пушкин
Из Гафиза*
Не пленяйся бранной славой,
О красавец молодой!
Не бросайся в бой кровавый
С карабахскою толпой!
Знаю, смерть тебя не встретит:
Азраил, среди мечей,
Красоту твою заметит -
И пощада будет ей!
Но боюсь: среди сражений
Ты утратишь навсегда
Скромность робкую движений,
Прелесть неги и стыда!
* Это оригинальное стихотворение, написанное в духе Хафиза.
Переводы поэзии Хафиза, созданные Афанасием Афанасьевичем Фетом
Звезда полуночи дугой золотою скатилась;
На лоно земное с его суетою скатилась.
Цветы там она увидала и травы долины,
И радостной их и живой пестротою пленилась.
Она услыхала звонки говорливые стада,
И мелких, серебряных звуков игрою пленилась.
Коня увидала она, проскакавшего в поле,
И лошади статной летучей красою пленилась.
И мирными кровами хижин она и деревьев,
И даже убогой гнилушкой лесною пленилась.
И всё полюбя, уж на небо она не просилась -
И рада была, что ночною порою скатилась.
О! если бы озером был я ночным,
А ты луною, по нему плывущей!
О! если б потоком я был луговым,
А ты былинкой, над ним растущей!
О! если бы розовым был я кустом,
А ты бы розой, на нём цветущей!
О! если бы сладостным был я зерном,
А ты бы птичкой его клюющей!
Мы Шемзеддин, со чадами своими,
Мы шейх Гафиз и все его монахи -
Особенный и странный мы народ.
Удручены и вечных жалоб полны,
Без устали ярмо своё влача,
Роняя перлы из очей горячих -
Мы веселы и ясны как свеча.
Подобно ей мы таем, исчезаем,
И как она, улыбкой счастья светим.
Пронизаны кинжалами ресниц
Жестоких, вечно требующих крови,
Мы только в этих муках и живём.
В греховном море вечно утопая,
С раскаяньем нисколько не знакомы,
А между тем свободные от злого,
Мы вечно дети света, а не тьмы -
И тем толпе вполне непостижимы.
Она людей трёх видов только знает:
Ханжу, во-первых, варвара тупого,
Фанатика, с его душою мрачной;
А во-вторых, развратника без сердца,
Ничтожного, сухого эгоиста -
И наконец, обычной колеёй
Бредущего; но для людей как мы
Ей не найти понятья и названья.
Если вдруг, без видимых причин,
Затоскую, загрущу один,
Если плоть и кости у меня
Станут ныть и чахнуть, без кручин,
Не давай мне горьких пить лекарств:
Не терплю я этих чертовщин.
Принеси ты чашу мне вина,
С нею лютню, флейту, тамбурин.
Если это не поможет мне,
Принеси мне сладких уст рубин.
Если ж я и тут не исцелюсь,
Говори, что умер Шемзеддин.
Я был пустынною страной;
Огонь мистический спалил
Моей души погибший дол;
Песок пустыни огневой,
Я там взвивался и пылил,
И, ветром уносимый,
Я в небеса ушёл.
Хвала Творцу! во мне Он
Унял убийственный огонь...
Он дождик мне послал сырой -
И кротко охлажденный,
Я прежний отыскал покой;
Бог дал мне быть весёлой,
Цветущею землёй.
О! как подобен я - смотри!
Свече, мерцающей впотьмах;
Но ты, в сияющих лучах,
Восход зари.
Лишь ты сияй, лишь ты гори,
Хотя по первому лучу
Твой яркий свет зальёт свечу,
Но умолять тебя хочу:
Лишь ты гори,
Чтоб я угас в твоих лучах.
Дано тебе и мне
Созвездием любовным
Украсить небеса:
Ты в них луною пышной,
Красавицей надменной,
А плачущей Плеядой
При ней мои глаза.
Десять языков лилеи
Жаждут песни соловья,
И с немеющих выходит
Ароматная струя.
Ветер нежный, окрылённый,
Благовестник красоты,
Отнеси привет мой страстный
Той одной, что знаешь ты.
Расскажи ей, что со света
Унесут меня мечты,
Если мне от ней не будет
Тех наград, что знаешь ты.
Потому, что под запретом
Видеть райские цв;ты
Тяжело - и сердце гложет
Та печаль, что знаешь ты.
И на что цветы Эдема,
Если в душу пролиты
Ароматы той долины,
Тех цветов, что знаешь ты,
Не орлом я быть желаю
И парить на высоты;
Соловей Гафиз ту розу
Будет петь, что знаешь ты.
Падёт ли взор твой гордый
На голову, во прахе
Трактирного порога,
Не тронь её, - молю я!
То голова Гафиза,
Что над собой невластен...
Не наноси ты словом
Ему - или зазорным
Насилием - обид.
Незнающее меры,
Всё существо в нём, - словно
Лишь из трактирной пыли
Всемилосердый создал -
Он знает, что творит.
Обдумай только это -
И кротким снисхожденьем
Твою исполнит душу
Тогда бедняги, старца,
Упавшего постыдно,
Неблагородный вид.
Книгу мудрую берёшь ты -
Свой бокал берёт Гафиз;
К совершенству всё идёшь ты -
К бездне зол идёт Гафиз.
В рабстве тягостном живёшь ты,
Терпеливою овцой -
Как пустынный лев в неволе,
Все оковы рвёт Гафиз.
С тайной гордостью ведёшь ты
Список мнимо добрых дел -
Новый грех ежеминутно
На себя кладёт Гафиз.
Многих избранных блюдёшь ты
Поучением своим -
К безрассудствам безрассудных,
Веселясь, зовёт Гяфиз.
Меч убийственный куёшь ты,
Покарать еретиков -
Светлый стих свой, драгоценный,
Золотой, - куёт Гафиз.
К небу ясному встаёшь ты,
Дымом тяжким и густым -
Горной речки блеск и свежесть
В глубь долин несёт Гафиз.
Всё скажу одним я словом:
Вечно бедный человек,
Горечь каждому даёшь ты,
Сладость всем даёт Гафиз.
Ты в мозгу моём убогом
Не ищи советов умных,
Только лютней он весёлых,
Только флейт он полон шумных.
Пусть, на сколько хватит сил,
Чернь тебя клянёт!
Пусть зелоты на тебя
Выступят в поход!
Ты не бойся их, Гафиз;
Вечно милосерд,
Сам Аллах, противу них,
Твёрдый твой оплот,
Зельзебилами твою
Жажду утолит,
Сварит солнце для тебя
Райских этих вод.
Чтобы горести твои
Усладит вполне,
Он бескрылого, не раз,
Ангела пришлёт.
Мало этого; Он сам
В благости своей
Поэтический венец
На тебя кладёт.
И не Греция одна,
Даже и Китай -
Песни вечные твои
С завистью поёт.
Будут некогда толпой
Гроб твой навещать;
Всякий умница тебя
С честью помянёт.
И когда умрёшь ты, - твой
Просветлённый лик
Солнце, блеском окружа,
В небо понесёт.
В царство розы и вина приди,
В эту рощу, в царство сна - приди.
Утиши ты песнь тоски моей,
Камням эта песнь слышна - приди.
Кротко слёз моих уйми ручей;
Ими грудь моя полна - приди.
Дай испить мне, здесь, во мгле ветвей,
Кубок счастия до дна - приди.
Чтоб любовь дотла моих костей
Не сожгла, - она сильна, - приди.
Но дождись, чтоб вечер стал темней;
Но тихонько и одна - приди.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Веселись - о, сердце-птичка!
Пой, довольное судьбиной,
Что тебя пленила роза,
Воцарившись над долиной.
Уж теперь тебе не биться
В грубой сети птицелова,
И тебя не тронут когти,
Не укусит зуб змеиный.
Правда, что занозы розы
Глубоко в тебя вонзились,
И истечь горячей кровью
Ты должна перед кончиной.
Но за то твоей кончине
Нет подобной ни единой: -
Ты умрёшь прекрасной смертью,
Благородной, соловьиной.
Предав себя судьбам на произвол,
Моя душа жила голубкой мирной;
Но твой - о солнце! пламень к ней дошёл, -
Испепелил её твой огнь всемирный.
И вот, смотри, что пепел произвёл:
Свободных крыл гордись стезёй обширной,
Божественного гения орёл
Дышать взлетает радостью эфирной.
Грозные тени ночей,
Ужасы волн и смерчей -
Кто на покойной земле,
Даже при полном желаньи,
Вас понимать в состояньи?
Тот лишь один вас поймёт,
Кто, под дыханием бурь,
В неизмеримом плывёт
От берегов расстояньи.
Ах, как сладко, сладко дышит
Аромат твоих кудрей!
Но ещё дышал бы слаще
Аромат души твоей.
В доброй вести, нежный друг, не откажи,
При звёздах придти на луг - не откажи.
И в бальзаме, кроткий врач души моей,
Чтоб унять мой злой недуг, - не откажи.
В леденцах румяных уст, чтобы мой взор
За слезами не потух, - не откажи.
В пище тем устам, что юности твоей
Воспевают гимны вслух, - не откажи.
В персях, нежных как лилейные цветы,
В этих округлённых двух, - не откажи.
И во всем, на что завистливо в ночи
Смотрит неба звёздный круг, - не откажи.
В том, чему отдавшись раз, хотя на миг,
Веки счастья помнит дух, - не откажи.
В том, что властно укротить ещё одно
Пред могилою испуг - не откажи.
Ежели осень наносит
Злые морозы - не сетуй ты.
Снова над миром проснутся
Вешние грозы - не сетуй ты.
Ежели мертвою листвою
Всюду твой взор оскорбляется,
Знай, что из смерти живые
Выглянут розы, - не сетуй ты.
Если тернистой пустыней
Путь твой до Кабы потянется,
Ни на колючий кустарник,
Ни на занозы не сетуй ты.
Если Юсуф одинокий
Плачет, отторжен от родины,
Знай, что заблещут звёздами
Жаркие слёзы, - не сетуй ты.
Все переходчиво в мире,
Жребий и твой переменится;
Только не бойся судьбины
Злобной угрозы, - не сетуй ты.
Гиацинт своих кудрей
За колечком вил колечко,
Но шепнул ему зефир
О твоих кудрях словечко.
Твой вечно, неизменно,
Пока дышать я буду;
Усну ль я под землёй -
Взлечу к твоей одежде
Я пылью гробовой.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
О помыслах Гафиза
Лишь он один, да Бог на небе знает.
Ему он только - сердце
Греховное и пылкое вверяет.
И не одним прощеньем
Всемилосердый благ, - Он благ молчаньем...
Ни ангелам, ни людям
Об этом он словечка не роняет.
Сошло дыханье свыше,
И я слова распознаю:
«Гафиз! зачемъ мечтаешь,
Что сам творишь ты песнь свою?
С предвечного начала
На лилиях и розах,
Узор её волшебный
Стоит начертанный в раю!»
Газель «О ниспослании поэтического дара»
Вчера на исходе ночи от мук избавленье мне дали,
И воду жизни во тьме, недоступной зренью, мне дали.
Утратил я чувства свои в лучах того естества,
Вина из чаши, что духа родит возвышенье, мне дали.
И благостным утром была и стала блаженства зарёй
Та ночь - повеленьем судьбы, - когда отпущенье мне дали.
Небесный голос в тот день о счастье мне возвестил,
Когда к обидам врагов святое терпенье мне дали.
И взоры теперь устремил на зеркало я красоты,
Ведь там в лучезарность её впервые прозренье мне дали.
Дивиться ли нужно тому, что сердцем так весел я стал?
Томился скудостью я - и вот вспоможенье мне дали.
Весь этот сахар и мёд, в словах текущих моих,
То плата за Шах-Набат, что в утешенье мне дали.
Увидел я в тот же день, что я к победе приду,
Как верный стойкости дар врагам в посрамленье мне дали.
Признателен будь, Хафиз, и лей благодарности мёд
За то, что красавицу ту, чьи прелестны движенья, мне дали.
Перевод Е. Дунаевского
Если та ширазская турчанка утолит жажду сердца моего,
Отдам Самарканд и Бухару за одну родинку её.
Лей, кравчий, вино, не жалей, в раю не будет всё равно,
Ни прекрасной речки Рукнабада, ни сада Мусалло.
Зови, милая, не то цыганки озорницы, искушённые в любви,
Как турки с набега добычу уносят, унесут терпение моё.
Идеальна твоя красота от любви безбрежной моей,
Зачем мушки и румяна, когда и так прекрасно лицо твоё?!
Из-за неземной красоты Юсуфа - знаю я,
Безупречная Зулейха потеряла и честь, и покой.
Я буду любить тебя даже, когда будешь ругать ты меня;
Даже горькие слова льются из уст твоих сладкой рекой.
Послушай совет, любимая, как слушать надобно юным,
Советы наставников мудрых, познавших труд земной.
Говори о вине и певцах, о смысле жизни оставь разговоры,
Никто не откроет тебе тайну того, что есть за чертой.
Пой, Хафиз, свою газель, и на крыльях лети вдохновенья,
Чтобы Небо бросило за песню тебе из звёзд ожерелье своё.
Перевод Саида Сангина
Музыкальное вступление: Zohreh Jooya - Music Of The Persian Mystics
Эй, проповедник, прочь поди! Мне надоел твой нудный крик.
Я сердце потерял в пути. А ты что потерял, старик?
Среди всего, что сотворил из ничего Творец миров,
Мгновенье есть; в чем суть его - никто доселе не постиг.
Все наставленья мудрецов - лишь ветер у меня в ушах,
Пока томят, влекут меня уста, как сахарный тростник.
Не сменит улицу Твою дервиш на восемь райских кущ,
Освобожден от двух миров - своей любовью он велик.
Хоть опьянением любви я изнурен и сокрушен,
Но в гибели моей самой высокий строй души возник.
В несправедливости ее, в насилии не обвиняй!
Скажи: то милости поток и справедливости родник!
Уйди, Хафиз, и не хитри! И сказок мне не говори!
Я прежде много их слыхал и много вычитал из книг.
(Пер. В. Державина)
Это стихотворение знаменитого персидского поэта 14 века, известного как Хафиз. По рождению его имя - Шамседдин Мохаммед. В конце земной жизни его называли Ходжа Шамседдин Мохаммед Хафиз Ширази.
Само слово "хафиз" переводится как "хранитель" и означает человека, который в сердце своём хранит заветы Корана. Также хафизом называют человека, знающего Коран наизусть. В дальнейшем хафизами стали называть народных певцов и сказителей. Для Шамседдина Мохаммеда справедливы все значения слова хафиз, и оно стало его псевдонимом, под которым он и остался знаменит в веках.
Не будем подробно рассматривать его биографию, тем более, что из дошедших до нас источников о нём невозможно точно понять, где действительные сведения, а где нет. Поэтому кратко.
Хафиз родился в Ширазе около 1325 года. Шираз - это город на юго-западе современного Ирана. Родился в бедной семье. С малолетства был учеником-подмастерьем в дрожжевом цехе, посещал школу, где обучался и религиозным дисциплинам и стихосложению. Наизусть выучил Коран - священную книгу мусульман и стал чтецом Корана.
Удивительна легенда о том, как Хафиз открыл в себе поэтический дар. В то время в Ширазе, даже среди людей базара, как их называли, то есть среди ремесленников и торговцев, было очень много ценителей поэзии. Они регулярно собирались, устраивали поэтические диспуты и соревнования. Хафиз, тогда ещё Шамседдин Мохаммед, стал завсегдатаем этих собраний, сам участвовал в них, пытался слагать стихи, но заслуживал лишь насмешки. Встретились даже такие сведения, что его специально приглашали на эти собрания, чтобы посмеяться. И, конечно, это очень задевало его.
Легенда повествует о том, как молодой чтец Корана в одночасье стал великим поэтом. Будучи не в силах сносить больше издевательств, Шамседдин решил посетить гробницу знаменитого отшельника и поэта Баба Кухи Ширази, которая почиталась чудотворной. Он долго и истово молился, плача и жалуясь на судьбу, пока не выбился из сил и не заснул прямо на земле около гробницы. Во сне ему явился благообразный старец, который, как сказано в легенде, дал ему вкусить некой божественной пищи и сказал: "Ступай, ибо врата знаний теперь для тебя открыты." На вопрос о том, кто он такой, старец ответил, что он халиф Али.
Есть две версии того, кто такой этот халиф Али. Одна, что это Али бен Аби Талиб, четвёртый праведный халиф, двоюродный брат, зять и сподвижник пророка Мухаммеда. С его именем связано зарождение шиизма. Мусульмане-шииты почитают его наравне с пророком Мухаммедом, считают его преемником Мухаммеда, носителем божьей благодати. В то время как мусульмане-сунниты верят, что Мухаммед был пророком, призванным по божественному повелению, а потому не мог завещать или передать это свое священное служение ни одному из преемников. Преемники Мухаммеда наследовали лишь земную власть.
Вторая версия такая, что старец, явившийся Хафизу, это Хизр (или Хидр, или Хадир) - персонаж мусульманских мифологических сказаний, не упомянутый в Коране, но чрезвычайно почитаемый. Его связывают с коранической историей путешествия Мусы (Моисея) и нахождения им живой воды, то есть сокровенного знания. Главным качеством Хадира считается бессмертие. Его считают наставником и советником многих пророков, в том числе Мухаммеда.
"Ступай, ибо врата знаний теперь для тебя открыты", - сказал старец. Очнувшись от сна, юноша Хафиз сложил газель, которая прославила его имя. Эту газель теперь называют "газелью о ниспослании поэтического дара". Но, прочитав её, можно увидеть, что речь идёт о нечто гораздо большем, чем в буквальном смысле только о ниспослании поэтического дара.
Вчера на исходе ночи от мук избавленье мне дали,
И воду жизни во тьме, недоступной зренью, мне дали.
Утратил я чувства свои в лучах того естества!
Вина из чаши, что духа родит возвышенье, мне дали.
И благостным утром была и стала блаженства зарёй
Та ночь - повеленьем судьбы, - когда отпущенье мне дали.
И взоры теперь устремил на зеркало я красоты:
Ведь там, в лучезарность её впервые прозренье мне дали!
Дивиться ли нужно тому, что сердцем так весел я стал?
Томился скудостью я, и вот - вспоможенье мне дали
Весь этот сахар и мёд, в словах текущий моих,
То плата за Шах-Набат, что в утешенье мне дали.
Увидел я в тот же день, что я к победе приду,
Как верный стойкости дар врагам в посрамленье мне дали.
Признателен будь, Хафиз, и лей благодарности мёд
За то, что красавицу ту, чьи прелестны движенья, мне дали.
Необходимо сказать - то, что Хафиз говорит о красавице и использует слово "Шах-Набат", которое может быть и женским именем, дало повод некоторым исследователям утверждать, что речь идёт о конкретной женщине. И вообще, если мы поищем в различных энциклопедиях и справочниках, то прочитаем, что знаменитый Хафиз воспевал в своих произведениях страстную любовь к женщинам, муки любви, вино, пиры и пирушки, розы, и т.д. Если читать в буквальном смысле, то да. Но современники называли Хафиза "Сокровенный язык" и "Толкователь тайн". Мы знаем, что персидские поэты в основном все были суфиями, то есть обладали истинными знаниями и выражали их в своих стихах через символы. Поэтому можно предположить, что Шах-Набат (буквально переводится как "сахарный леденец" или "кристаллический сахар"), может означать "божественная пища", что тоже есть символ, но уже более понятный нам. Поэтому, если захотим понять Хафиза, придётся научиться расшифровывать его стихи. Например, если предположить, что под символом вино понимается дух, красавица - мудрость, под страстным влечением к красавице - любовь к мудрости или к Высшему Миру, под кабаком или питейным домом - храм, место для молитвы, то стихи приобретают свой смысл.
О суфий, розу ты сорви, дай в рубище шипам вонзиться!
Снеси ты набожность в кабак, - не стоит с показной возиться!
Безумным бредням, болтовне ты предпочти напевы чанга,
Ты чётки отнеси в заклад - и заживи, как винопийца!
Твои молитвы и посты отвергли кравчий и подруга,
Так лучше восхвали весну, хотя она и озорница!
Смотри, владычица сердец, я разорен вином багряным,
Но ради родинки твоей готова кровь моя пролиться!
О Боже! В дни цветенья роз прости рабу его проступки, -
Пусть радуется кипарис и весело ручей струится!
За то, что никогда глаза не видели красу кумиров,
Да будет мне теперь дана от Божьей милости частица!
Когда подруге поутру нальёшь вино, скажи ей, кравчий:
«Хафизу чашу подари, - всю ночь не спал он, чаровница!»
(Пер. С. Липкина)
Вот что Гёте написал:
Девой - слово назовём,
Новобрачным - дух:
С этим браком тот знаком,
Кто Гафизу друг.
После "Газели о ниспослании поэтического дара" начала распространяться молва о Хафизе, он стал приобретать известность, стал получать приглашения ко двору, иногда пользовался покровительством правителей, но не обогатился от этого, не стал придворным поэтом. За время его жизни сменилось несколько правителей. С некоторыми Хафиз ладил, посвящал им хвалебные произведения. Других критиковал, даже слагал стихи протеста. Вообще, вёл очень чистую нравственную жизнь и боролся за справедливость. Особенно обличал лицемерие и ханжество религиозных деятелей. Вообще, Хафиз много писал о конкретных лицах как хвалебные вещи, так и обличающие.
Ещё при жизни своей Хафиз пользовался всеобщим признанием как поэт.
Всю жизнь Хафиз прожил в Ширазе, где и родился. Там же и закончил свой земной путь.
Когда был собран сборник его стихов (диван Хафиза) уже после его ухода, то этот сборник был снабжён толкованиями смысла.
Диван Хафиза состоял из 418 газелей, 5 крупных касыд-панегириков, 29 кыта, 41 рубаи, 3 месневи. Это разные стихотворные формы, распространённые на Востоке. Самой популярной формой считается газель.
И в заключении ещё две газели.
Мы, Шемзеддин, со чадами своими,
Мы, шейх Гафиз и все его монахи, —
Особенный и странный мы народ.
Удручены и вечных жалоб полны,
Без устали ярмо свое влача,
Роняя перлы из очей горячих, —
Мы веселы и ясны, как свеча.
Подобно ей мы таем, исчезаем,
И, как она, улыбкой счастья светим.
Пронизаны кинжалами ресниц
Жестоких, вечно требующих крови,
Мы только в этих муках и живём,
В греховном мире вечно утопая,
С раскаяньем нисколько не знакомы,
А между тем, свободные от злого,
Мы вечно дети света, а не тьмы —
И тем толпе вполне непостижимы.
Она людей трёх видов только знает;
Ханжу, во-первых, варвара тупого,
Фанатика, с его душою мрачной,
А во-вторых - развратника без сердца,
Ничтожного, сухого эгоиста,
И, наконец, - обычной колеёй
Бредущего; но для людей, как мы,
Ей не найти понятья и названья.
Этот мудрый старик виночерпий, добром будь помянут,
Мне сказал: «Вот бокал - все невзгоды на дне его канут!»
Я ответил: «Боюсь - не пропить бы мне добрую славу...» -
«Пей! - велел мне старик. - Нюхай розы, пока не увянут».
Все уходит из рук в этом мире, на ярмарке этой,
Где тебе продадут пустоту, где тебя непременно обманут.
Где нельзя удержать ничего, к чему сердцем привязан,
Где и троны царей легким прахом со временем станут.
Да продлятся, Хафиз, твои дни! Пей вино и не слушай советов.
Прекратим этот спор - он и так уже слишком затянут.
Шамсудди́н Муха́ммад Ха́физ Ширази́ (перс. خواجه شمسالدین محمد حافظ شیرازی , также иногда упоминается в источниках как Шамсиддин Мухаммад Хафиз Ширази ) (ок. 1325-1389/1390) - персидский поэт и суфийский шейх, один из величайших лириков мировой литературы [ ] .
Сведения его жизни содержат мало достоверных фактов и дат, но много легенд. В единственном сохранившемся автографе он называл себя «Мухаммад ибн Мухаммад ибн Мухаммад по прозванию Шамс аль-Хафиз аш-Ширази » .
Его стихи являются вершиной персидской поэзии. В Иране они до сих пор читаются и декламируются. В школах (мактабах) Бухарского ханства в XVI - начале XX века стихи Хафиза Ширази входили в обязательный учебный курс.
Энциклопедичный YouTube
1 / 3
✪ ХАФИЗ: Ветер нежный,окрыленный,благовестник красоты...
✪ Перо против Меча. Как поэт Хафиз поставил мат Тамерлану.
✪ Персидская поэзия как ключ к культуре Ирана
Субтитры
Биография
В возрасте 21 год он стал учеником Аттара в Ширазе. Он уже тогда стал слагать стихи и стал поэтом и чтецом Корана при дворе Абу-Исхака, вошёл в суфийский орден - Тарика. Хафиз знал арабский язык , хорошо разбирался в хадисах , тафсире , фикхе .
История сохранила легендарную встречу Хафиза с Тимуром , которая на нынешней момент считается реальным событием. Легенда описывает её следующим образом.
Женился Хафиз на склоне лет, у него родилось двое детей. Но оба сына и жена умерли ещё при жизни поэта. Имеются сведения, что младший сын Хафиза, Шах Нуман, переселился в Индию, в Бурханпур , а похоронен в Асиргархе. Жил Хафиз очень скудно, испытывая постоянную нужду. Несколько раз поэт получал приглашение от иноземных владык посетить их страны, однако поездки так и не осуществились. Его звал к себе багдадский султан Ахмед ибн-Увейс Джалаир . В Индию его звали султан Бенгала Гиясиддин (англ. Ghiyasuddin ) и главный визирь султана Махмуда Бахманни (англ. Mohammed Shah I ) (Декан) Мир-Фазлулла. Последней поездке помешал шторм на море, и Хафиз запечатлел в веках этот момент в одной из своих известнейших газелей:
После его смерти появляется сборник его стихов - «Диван ». В целом творчество Хафиза представляет собой высшее достижение средневековой персоязычной лирической поэзии. Его стихи переведены на все европейские и многие азиатские языки. Русские переводы сделаны Афанасием Фетом.
Творчество
Иран издавна славился своей литературой. Ещё до рождения Хафиза повсеместно прославились Рудаки , Фирдоуси , Насир Хосров , Омар Хайям , Низами Гянджеви , Джалалиддин Руми , Амир Хосров , Саади и другие. Их силами персидко-таджикская литература была выведена на новый уровень. Безусловно Хафиз не мог творить без связи со своими талантливыми предшественниками. Исследователями отмечается влияние на поэзию Хафиза стихов Саади, Салмана Саведжи , Хаджу Кирмани. Философская мысль в строках Хафиза идёт по пути, который заложили Хайям, Руми, отличаясь при этом глубокой индивидуальностью. Хафиз без сомнений был знаком с большей частью литературного наследия своей страны. Тому есть и и документальные подтверждения: в библиотеке Института востоковедения в Ташкенте хранится рукопись «Хамсе» Амира Хосрова Дехлеви , фрагмент из пяти маснави , где три из пяти маснави переписаны непосредственно самим Хафизом.
Любимой строфой Хафиза была газель . Именно ей написано подавляющее число его стихотворений. Рождённая за четыре столетия до Хафиза гением Рудаки , отточенная талантом Саади , в творчестве Хафиза газель достигает своего совершенства.
Что же понимал под прочностью стиха Хафиз? Во-первых, очевидно, то, что стих способен пережить своего создателя, способен сохраниться в течение веков, что иногда не под силу и каменным мавзолеям. Во-вторых, под прочностью стиха могла иметься в виду его нерушимая целостность, и в применении к восточным стихам под целостностью следует иметь в виду особые свойства, не характерные для поэзии Запада.
Особенности строения газелей влияют и на их восприятие. Обычно газель состоит из пяти-семи двустиший (бейтов). При этом важно то, что каждое двустишие выражает законченную мысль, и, зачастую, не имеет прямой связи с прочими бейтами. В этом состоит отличие восточного стиха от классического стиха европейского, в котором строки прочно объединены одной мыслью автора и логически связаны между собой. В газели такая логическая связь не всегда видна, особенно для читателя, привыкшего к поэзии Запада. Однако, каждая газель, в особенности газель, созданная мастером, представляет собой нерушимое единое целое. Для того, чтобы воспринять и осознать эту целостность, требуется работа и чувств, и ума, когда переходя от двустишия к двустишию, читатель должен восстановить опущенные автором связи, пройти свой путь по ассоциативной цепочке, соединяющей бейты, и то, что эта цепочка может не совпасть с путём, которым шёл сам автор, лишь делает стих более ценным, более близким сердцу каждого отдельного читателя. Это тем более верно, что объединяющей связью газелей часто служит именно определённое переживание, состояние души, чувства неподвластные до конца рассудку. Но в своей сути газели Хафиза подобны рубаи Хайяма , сплавляющим в себе разум и чувства. Понимание сути газели также необходимо для понимания творчества Хафиза, как понимание сути сонета для более глубокого осмысления творчества Петрарки или Шекспира .
Не менее важно для прочувствования внутренней красоты стихов Хафиза знание суфийской символики. Зная тайные значения, зашифрованные в простых словах, читатель способен открыть не один, а даже несколько смыслов, заложенных в простом стихе, начиная с самого поверхностного и кончая мистически глубоким. Примером таких неочевидных простому читателю толкований может служить часто встречающаяся у Хафиза тема любви. И если невооружённый глаз видит в стихотворении только признание поэта в любви к женщине, то знакомый с суфийской символикой постигает, что речь идёт о стремлении суфия познать Бога, поскольку именно это подразумевается под «любовью», а «возлюбленная» - это сам Бог. А во фразе «Аромат её крова, ветерок, принеси мне» на самом деле «кров» - это Божий мир, а «аромат» - дыхание Бога.
Ещё одной специфической особенностью творчества Хафиза было зеркальное использование описательных слов. Отрицательных персонажей называет он «святыми», «муфтиями», тех же, кто дорог его сердцу - «бродягами» и «пьяницами».
Средоточием творчества Хафиза является непосредственная жизнь человека во всех её радостях и скорбях. Обыденные вещи обретают под его пером красоту и глубокий смысл. Если жизнь полна горести, то нужно сделать её лучше, придать красоту, наполнить смыслом. Частое упоминание чувственных удовольствий, будь то распитие вина или женская любовь, отнюдь не означают стремления Хафиза отвернуться от неприглядной действительности, спрятаться от неё в наслаждениях. Множество газелей, клеймящих злобу, войны, скудоумие фанатиков и преступления власть имущих, показывают, что Хафиз не боялся трудностей жизни, и его призыв к радостям - выражение оптимистического взгляда на мир, а если понимать под «радостью» скрытый смысл познания Бога, то горести для него не повод для озлобления, а побудительный мотив обратиться к Всевышнему и построить свою жизнь в соответствии с его заповедями.
Одни из самых трагичных газелей Хафиза посвящены потерям друзей, и, очевидно, дружба была величайшей ценностью в жизни Хафиза. Но утраты не могли сломить дух поэта, он не позволял себе погрязнуть в депрессии, предаться отчаянию. Глубина трагических переживаний обусловлена именно осознанием её Хафизом, его дух всегда выше обстоятельств жизни. И это позволяет ему в часы скорби не отречься от жизни, а наоборот, начать ценить её ещё больше.
Богата и глубока любовная лирика поэта. По легенде Хафиз был влюблён в девушку Шах-Набат (Шахнабот), многие стихи посвящены именно ей. Простота в выражении самых интимных чувств и утончённость образов делают эти газели поэта лучшими примерами мировой любовной лирики.
Этическим идеалом поэта можно считать ринда - плута, бродягу, - полного бунтарства, призывающего к свободе духа. Образ ринда противопоставляется всему скучному, ограниченному, злому, эгоистичному. Хафиз писал: «Самонадеянности нет у риндов и в помине, а себялюбие для их религии - кощунство». Завсегдатай питейных заведений, гуляка, ринд свободен от предрассудков. Он не находит своё место в обществе, но это проблема не ринда, это проблема общества, построенного не лучшим образом. В мире Хафиз видел немало зла, насилия и жестокости. Мечта перестроить мир заново не раз звучит у Хафиза. Это всегда именно мечта, у него нет призывов к борьбе. В дальнейшем ринд как положительный герой находит свой путь в стихах
«Веселей, виночерпий! Полней мою чашу налей!»
Была лёгкой любовь, да становится всё тяжелей.
Хоть бы ветер донёс аромат этих чёрных волос,
Этот мускусный запах опутавших сердце кудрей.
Как мне жить, веселясь, если денно и нощно в ушах
Колокольчик звенит: «Собирайся в дорогу скорей!»
На молитвенный коврик пролей, нечестивец, вино,
Если так повелит тебе тот, кто сильней и мудрей.
О, скитальцы в пустыне, что знаете вы о любви:
О бушующих волнах, о мраке, о нраве морей?
Раб страстей, я позором покрыт до конца
своих лет -
На базаре кто хочет судачит о тайне моей.
Бог с тобою, Хафиз! Полагайся на Бога, Хафиз!
«Мир забудь, полюбив. Верным будь.
Ни о чем не жалей»
Вошла в обычай подлость. В мире нету
Ни честности, ни верности обету.
Талант стоит с протянутой рукою,
Выпрашивая медную монету.
От нищеты и бед ища защиты,
Учёный муж скитается по свету.
Зато невежда нынче процветает:
Его не тронь - вмиг призовёт к ответу!
И если кто-то сложит стих, подобный
Звенящему ручью или рассвету, -
Будь сей поэт, как Санаи, искусен -
И чёрствой корки не дадут поэту.
Мне мудрость шепчет: «Удались от мира,
Замкнись в себе, стерпи обиду эту.
В своих стенаньях уподобься флейте,
В терпении и стойкости - аскету».
А мой совет: «Упал - начни сначала!»
Хафиз, последуй этому совету.
Да не забудется вовек твой взгляд, блиставший янтарём,
Украдкой письмена любви читавший на лице моём.
Да не забудется вовек, как ты склонилась, вняв мольбе,
И воскресила, как Иса, наполнив новым бытиём.
Да не забудется вовек, как щёки вспыхнули твои -
И сердце стало мотыльком, спалённое твоим огнём.
Да не забудется вовек, как обещал блаженство мне
Весёлый кубок губ твоих с расправленным рубином в нём.
Да не забудется рассвет, когда мы оба во хмелю
Не замечали никого. Был только Бог - да мы вдвоём!
Да не забудется вовек, как ты смеялась, опьянев, -
А для меня на том пиру лишь ты была хмельным питьём.
Да не забудется вовек, как ты решилась наконец
И месяц молодой бежал гонцом при стремени твоём.
Да не забудутся те дни, те пьяницы, тот харабат...
Той святости, той чистоты мы и в мечети не найдём.
Да будут вечно жить стихи, которые сложил Хафиз,
Как жемчуг, в памяти людей, идущих
истинным путём!
Давно моя тетрадь в закладе за вино.
На двери кабаков молюсь уже давно.
Вот виночерпий - маг великодушный:
Нам, пьяницам здесь всё разрешено!
Тетрадь залей вином. Лишь тем немногим,
Кто сердцем зряч, её прочесть дано.
В земной любви, разборчивое сердце,
Ищи высокой истины зерно.
Как циркуль, сердце на оси вращалось,
Покуда точки не нашло оно.
Певец любви сложил такие строки,
Что мудрецу заплакать не грешно.
Я весь цвету от счастья: вдохновенье
Мне кипарисом свыше внушено.
Вино не учит злу! Ругать аскетов
Напившись, я не стану всё равно.
В груди сокрыто сердце у Хафиза,
Преступник ищет место, где темно!
Если меж пальцев ушли наслажденья - значит, ушли.
Если могли мы терпеть униженья - значит, могли.
Если гнетёт нас любви тирания - значит, гнетёт.
Если насквозь нас прожгли вожделенья - значит, прожгли.
Если терпенье - значит, терпенье, стойкость
в любовной игре!
Если снесли мы такие мученья - значит, снесли.
Дайте вина! Вдохновенные свыше, ринды * не помнят обид.
Если в вине мы нашли утешенье - значит, нашли.
Ссориться с милой - недругов тешить, сплетников радовать, но:
Если взбрели нам на ум подозренья - значит, взбрели.
Если не смог я смириться с кокетством - значит, не смог.
Если легли мне на сердце каменья - значит, легли.
Ноги свободным не свяжешь! Хафиза в том, что ушёл, не вини:
Если влекли его в даль похожденья - значит, влекли.
* Ринд - вольнодумец, противостоящий официальным догмам ислама
Как я страдал, как я любил - не спрашивай меня.
Как яд разлуки долгой пил - не спрашивай меня.
Как я любовь свою искал и кто в конце концов
Теперь мне больше жизни мил - не спрашивай меня.
Как я от страсти изнывал и сколько горьких слёз
Я в пыль у этой двери лил - не спрашивай меня.
Какие слышал я слова из уст её вчера!
Ты хочешь, чтобы повторил? Не спрашивай меня!
Ты не кусай в досаде губ, беседуя со мной.
От скольких губ я сам вкусил - не спрашивай меня.
Как стал я нищ и одинок, как все свои грехи
Я кровью сердца искупил - не спрашивай меня.
Как от соперников Хафиз мученья претерпел
И как он жалок стал и хил - не спрашивай меня.
Лик твой - спутник мой в скитаньях, а дороги - далеки.
К локонам твоим привязан я рассудку вопреки.
Ямочка на подбородке мне лукаво говорит:
«В эту ямочку свалились все Юсуфы-дураки!»
Эти тысячи Юсуфов преградили путь к тебе.
Красота твоя - спасенье и лекарство от тоски.
Если мне не дотянуться до густых твоих кудрей -
Значит, сердце виновато, значит, руки коротки.
Предавайся наслажденьям ты в обители своей,
Но привратнику у входа наставленье изреки:
«Этот путник отразился в зеркале моей души,
Хоть и пыльный он, и скромный, и наряд, и вид - жалки.
Отвори ворота, если постучится в них Хафиз -
Он годами, бедный, жаждал мною утолить зрачки…»
Нет спасенья от муки - спасите!
Нет лекарств от разлуки - спасите!
От красавиц, от их произвола,
От жестокой любовной науки - спасите!
За один поцелуй - четвертуют,
Жилы вытянут просто от скуки - спасите!
Правоверные, где ж избавленье
От моей кровожадной подруги? Спасите!
Как Хафиз, я брожу и стенаю,
Заломивши в отчаянье руки: «Спасите!»
Пока не будут кабаков забыты имена,
Я буду распростерт в пыли пред продавцом вина.
И будет в ухе у меня блестеть его кольцо.
Каков я был - таков я есмь на вечны времена.
К моей гробнице приходя, о милости проси:
Каабой риндов навсегда останется она.
Веками будут перед ней склоняться мудрецы.
«Земля, хранящая твой след, навек освящена».
Аскет, над тайною не тщись завесу приподнять:
И для тебя, и для меня она равно темна.
Моя тюрчанка, из-за чьей жестокости всю ночь
Я лью ручьи кровавых слез, - сегодня вновь хмельна.
Мир - постоялый двор. Конец - неведом никому.
Хаджи, хмельных не обвиняй в грехе - не их вина!
От страсти умерев, лежать я обречен и ждать:
Когда же будет встречи весть трубой возвещена?
Молись! Поможет и тебе Хафизова звезда
В цепях пленительных кудрей испить любовь до дна!
Пошёл я в сад поразмышлять на воле.
Бедняга, как и я, влюблённый страстно,
Над розою стонал... Не оттого ли,
Что вся она в шипах? Бродя по саду,
Я размышлял о соловьиной доле.
Из века в век одна и та же песня:
Она - в шипах, а он - в слезах. Доколе?
И что мне делать, если эти трели
Меня лишают разума и воли?
Ни разу люди розы не срывали,
Чтобы шипы им рук не искололи.
Увы, Хафиз! Нет счастья в этом мире,
Нет утоленья нам в земной юдоли...
Пропавший Иосиф в родной Ханаан возвратится - не плачь.
«Убогая хижина в розовый сад превратится - не плачь».
Вернётся покой в эту душу, хлебнувшую горя,
Смятенное сердце по воле небес исцелится - не плачь.
Настанет весна, и на троне весеннего луга
Нас розы укроют от солнца, о певчая птица - не плачь!
Не может быть вечно враждебным вращение неба,
Навстречу желаниям нашим должно и оно обратиться - не плачь.
За тёмной завесою тайна грядущего скрыта,
Но радость, я верю, ещё озарит наши лица - не плачь.
Паломник в пустыне, не бойся шипов мугильяна, *
Шипы не помеха тому, кто к святыне стремится, - не плачь.
Что ты перенёс от людского коварства и злобы -
Всё знает Всевышний, всё щедро тебе возместится - не плачь.
Хоть полон опасностей путь и длинна до Каабы дорога,
Не может она бесконечно всё длиться и длиться - не плачь.
И ты, о Хафиз, в своём нищем, убогом жилище,
Пока есть Коран и пока ещё можешь молиться, - не плачь!
* мугильян - колючий кустарник
Просило сердце у меня то, чем само владело:
В волшебной чаше увидать оно весь мир хотело.
Жемчужина, творенья перл - всевидящее сердце
О подаянии слепца просило и прозрело!
Свои сомненья в харабат * понёс я к старцу магов:
Мужей, желающих прозреть, там множество сидело.
Седой мудрец, навеселе, глаза уставил в чашу:
В ней всё, что было на земле, пестрело и кипело.
Спросил: «Давно ли от вина ты глаз не отрываешь?"-
«С тех пор, как этот небосвод воздвигнут был умело!»
Прозренье сердца - свыше нам ниспосланное чудо,
Все ухищрения ума пред ним - пустое дело.
Тот, кто изрёк: «Бог это я!» - по мнению
мудрейших,
Казнён за то, что приоткрыл завесу слишком смело.
А у того, кто в сердце скрыл открывшееся свыше,
О миге истины в душе воспоминанье цело.
И если будет небесам ему помочь угодно,
Свершит он чудо, как Иса, вдохнувший душу в тело.
Всегда и всюду Бог - с тобой, а малодушный суфий
Не знал о том и призывал Аллаха то и дело.
Спросил Хафиз: «А почему любовь тяжка
как цепи?» -
«Чтоб сердце, разума лишась, от сладкой боли пело!»
* Харабат - городские трущобы,
где в средневековых мусульманских городах торговали вином
Ради родинки смуглой одной, одного
благосклонного взгляда
Я отдам Самарканд с Бухарой и в придачу -
богатства Багдада!
Виночерпий, мне чарку налей! Ибо нет среди
райских полей
Цветников Мосаллы*, нет в раю берегов Рокнабада. **
Озорное дрожанье ресниц этих «сладостных
дел мастериц»
Похищает покой из сердец, словно спелую
гроздь винограда.
Красота - как звезда в высоте. И любовь
не нужна красоте.
Не нужны совершенству румяна, духи и помада.
Как Иосиф, пленительна ты! По расцвету
твоей красоты
Понял я, что стыдливость и честь для неё -
не преграда.
Проклинать меня можешь, хулить - я тебя
не устану хвалить,
Ибо в сладких устах и горчайшее слово - услада.
Слушай мудрый совет (всё, что вымолвит
старый поэт,
Для неопытной юности - лучшая в мире награда!):
Музыкантов зови, пей вино! Смысла жизни
понять не дано.
Велика эта тайна - искать объясненья не надо.
О Хафиз! Ты газель вдохновенно сказал -
жемчуга нанизал,
Чтоб от зависти в небе рассыпали перлы Плеяды...
———
* Мосалла - сад в Ширазе
** Рокнабад - река в окрестностях Шираза
Сокровища души моей - всё те же, что и были.
И тайна, и печать на ней - всё те же, что и были.
Я тот же задушевный друг, немного захмелевший
От запаха колец-кудрей - всё тех же, что и были!
Я не прошу рубинов в дар и россыпей жемчужин.
