Православные евреи российской словесности ("Подонки жидовские!"). Сколько их, крещеных евреев? Еврейское православие
В последние годы в Нью-Йорк зачастили московские литераторы, и все, как по наваждению, - из числа российских писателей с еврейской кровь в жилах, но перешедших в православие или иное вероисповедование. И ещё одна общая черта, которая объединяет заморских гостей - все они особо <отличились> на 23-й Международной книжной ярмарке в Иерусалиме в феврале 2009 года - своими откровенно антиизраильскими заявлениями. Для израильтян такая позиция гостей была совершенно неожиданной и неприемлемой, и вместо обсуждения общих литературных тем гастролёры заявили, каждый по-своему, о неприятии ими еврейского государства. В состав делегации российских литераторов входили А. Кабаков, Дм. Быков, М. Веллер, Вл. Сорокин, Татьяна Устинова, Дм. Пригов, Людмила Улицкая, Мария Арбатова. Как написал израильский писатель и журналист А. Шойхет в статье "Православные евреи российской словесности", "здесь представители Израиля пытались строить "мост" со своей стороны. К сожалению, российские литераторы не выказали особого рвения к развитию двусторонних связей". Наиболее нетерпимыми среди них оказались поэт,журналист и писатель Д. Быков , писатели Л. Улицкая и А. Кабаков, а также феминистка М. Арбатова . Так, ранее упомянутый Быков утверждал, что <образование Израиля - историческая ошибка>. Как написал Шойхет, "Дмитрий Быков и Александр Кабаков с ходу открестились от своей принадлежности к еврейству. Дмитрий Быков, который уже в первый день на иерусалимской ярмарке категорически заявил, что он "человек русской культуры, православный, верующий христианин", на встрече повел себя демонстративно, высокомерно посмеивался над обращенными к нему вопросами". Получив отлуп в Израиле, Быков не постеснялся приехать в Нью-Йорк и на встрече с еврейскими читателями в стенах Центральной Бруклинской библиотеки в марте этого года вновь повторил глупость о так называемой исторической ошибке. Он даже не догадывался, что в американской аудитории его выступление слушали такие же евреи, которых он оскорбил в 2009 году. Г-жа Улицкая "со свойственной ей прямотой заявила восторженно внимавшей публике, что "хотя она и еврейка, но по вере - православная христианка", что "ей морально очень тяжело в Израиле"(?) и это связано с тем, что (по ее убеждению) там, на родине Иисуса Христа, представителям христианских конфессий "очень тяжело живется", а особенно трудно христианам-арабам, так как, "с одной стороны, их давят (!) евреи, а с другой - арабы-мусульмане". Эти слова принадлежат Улицкой, которая в течение последних 20-ти лет практически ежегодно бывает в Израиле - не иначе, как с завязанными глазами и лишённая слуха. Все эти благоглупости российские евреи-выкресты впитали в России, где подобная точка зрения распространена среди интеллигенции, которая никогда не слышала иной точки зрения. Это нам, живущим в свободном мире, их мнение кажется диким, как будто эта публика приехала не из цивилизованной европейской страны, а из Уганды или Лесото. Израильский ученый Алек Эпштейн, автор статьи, посвящённой десанту российских писателей в Израиль ("Наша хата с другого краю: Антиизраильский пафос русско-еврейских писателей"), особо отметил безобразное поведение Марии Арбатовой, которая собирается в Нью-Йорк по приглашению неугомонного <Девидзон-радио>. Автор пишет: "Всех превзошла Мария Арбатова - вот какими словами она сама суммировала поездку в Иерусалим: <Земля обетованная произвела на меня грустнейшее впечатление. Нигде в мире я не видела на встречах с писателями такой жалкой эмиграции>. Израиль в целом Мария Ивановна Гаврилина (Арбатова) охарактеризовала как <бесперспективный западный проект>. <Раньше не понимала, - откровенничала Арбатова, - почему моя тетя, дочка Самуила Айзенштата, вышедшая замуж за офицера британской разведки и после этого 66 лет прожившая в Лондоне, каждый раз, наезжая в Израиль, го ворит: "Какое счастье, что папа не дожил до этого времени. Они превратили Израиль в Тишинский рынок!>. Теперь вот приехала, посмотрела и поняла: <Это сообщество не нанизано ни на что, и его не объединяет ничего, кроме колбасности и ненависти к арабам. : Обещанной природы я не увидела: сплошные задворки Крыма и Средиземноморья. Архитектуры, ясное дело, не было и не будет. Население пёстрое и некрасивое. В жарких странах обычно глазам больно от красивых лиц. Для Азии слишком злобны и напряжены. Для Европы слишком быдловаты и самоуверенны. : Я много езжу, но нигде не видела такого перманентно раздражённого и нетерпимого народа>. С немалым сладострастием процитировала Арабатова фразу одной из героинь романа Л. Улицкой <Даниэль Штайн, переводчик>: <Какое страшное это место Израиль - здесь война идет внутри каждого человека, у нее нет ни правил, ни границ, ни смысла, ни оправдания. Нет надежды, что она когда-нибудь закончится>. <Я приехала с остатками проеврейского зомбирования, - со общает М. Арбатова, конкретизируя: - Бедный маленький народ борется за еврейскую идею. Но никакой еврейской идеи, кроме военной и колбасной, не увидела. : Это не страна, а военный лагерь>. Прошу прощения у читателей за столь обильное цитирование <перлов> этой 55-летней дамы с Арбата, но без них было бы не совсем понятно, почему приглашение Арбатовой в Нью-Йорк является очередной глупостью и беспринципностью <Дэвидзон-радио>. Несколько слов - о происхождении писательницы. Мария Ивановна Гаврилина родилась в 1957 году в семье Ивана Гаврииловича Гаврилина и Людмилы Ильиничны Айзенштадт. Так значится в Википедии, хотя чуть ниже имя матери уточняется - Цивья Ильинична. Активная деятельница феминистского движения Гаврилина зачем-то взяла литературный псевдоним - Арбатова, хотя фамилии её мужей - Александра Мирошника, Олега Витте и Шумит Датта Гупта - никакого отношения к выбору псевдонима не имели. О своём происхождении Арбатова написала так: <Я вот тоже по маме еврейка>, <моя бабушка Ханна Иосифовна родилась в Люблине, ее отец самостоятельно изучил несколько языков, математику и давал уроки Торы и Талмуда. С 1890 до 1900 году он упрямо сдавал экзамены на звание <учитель> в <светских> учебных заведениях и девять раз получал отказ <в виду иудейского вероисповедания>, на десятый же стал одним из немногих евреев, преподающих в польских государственных учреждениях>. При этом г-жа Арбатова подчеркнула: <Я никогда не идентифицировалась через национальную принадлежность>. Дело не в идентификации: желает Мария быть русской православной - и Бог с ней. Это её право. Однако чрезмерность негатива и необъективности в отношении Израиля превращает её в злобную и примитивную даму с Тушинского рынка, неудовлетворенную ни отношением к себе, ни погодой, ни природой. Чужая в чужом государстве - как Проханов или Шевченко. Сама Арбатова живёт в городе, где торговлей занимается огромная часть российского населения - на рынка х, в магазинах, в многочисленных ларьках, в подземных переходах метро. Называя израильтян <колбасными иммигрантами>, она кощунствует в отношении людей, которые живут под огнём арабских кассамов, но мужественно переносят военные тяготы и думают о будущем своих детей и внуков. Арбатова и ей подобные в упор не замечает и не желает видеть гуманное отношение, которое евреи ежедневно проявляют к своим заклятым врагам - арабам. Налицо - ложные представления российской публики об Израиле. Пусть эта дама приведёт хотя бы один случай, когда русские военные звонили бы обитателем домов, которые собирались бомбить. Или представьте себе, читатель, реакцию России, если какая-либо из окружающих ее стран ежедневно будет обстреливать ракетами российские города! Израиль - оплот демократии на Ближнем Востоке, государство на границе с мусульманским миром. Арбатова же ничего подобного не заметила да и и не хотела видеть. Пошлость и примитивизм своей тётки, которая 66 лет прожила в Лондоне с англий ским разведчиком, Арбатова приводит в качестве каких-то свидетельств о жизни в Израиле. Эта тётка, очевидно, кроме рынков, ничего в Израиле и не видела. Говоря о <быдловатости> израильтян, литературная дама из Москвы забыла окружение, в котором живёт сама. Нередко ее можно увидеть на передачах А. Малахова "Пусть говорят", где почти каждый день обсуждаются самые жуткие истории из российской жизни - об убийствах и диких издевательствах родителей над собственными детьми, об изнасилованиях малолетних, о диком безразличии медработников к судьбам людей, попавших в катастрофу и т.д. и т.п. Этих историй так много, их содержание настолько ужасно, что говорить о <быдловатости> граждан другой страны не только непорядочно, но и демонстрирует собственную быдловатость говорящего подобное. От самой Арбатовой ничего толкового на этих передачах не услышишь, а её избыточная заносчивость лишь подтверждает мнение о её неадекватности в восприятии чужого мира. В нью-йоркской русскоязычной прессе заявления многих литературных деятелей России получили достаточно подробное освещение. Тем не менее, Центральная Бруклинская библиотека в лице А. Макеевой продолжает приглашать упомянутых выше литераторов на встречу с бывшими советскими евреями. Эта библиотека уже не в первый раз приглашает к себе Быкова и Улицкую, да и телеведущий В. Топаллер на RTVI не упустил возможность провести встречу с Кабаковым, даже называл его чуть ли не российским классиком. Недавно стало известно, что руководители <Дэвидзон-радио> пригласили писательницу Арбатову в свою гостиную, не сомневаясь, что беспринципные евреи с Брайтона, радиослушатели этой <конторы>, валом повалят на эту встречу, потому что им и дела нет до национальных чувств и собственного достоинства. Эти руководители еще недавно были уверены, что эти же пожилые люди проголосуют за члена городского совета Л. Фидлера в Сенат нашего штата. Не случайно сенатор Давид Сторобин, будучи кандидатом, настаивал на закрытии этой радиостанции, поскольку она не защищает интересы большинства наших избирателей. Проиграв выборы, Дэвидзон и его сторонники растеряли остатки своего авторитета и оказались на обочине политической улицы. Сегодня эта же студия вновь демонстрирует безразличие или полное непонимание национальных интересов и приглашает в наш город литературную даму, которая ничего не поняла из последней поездки в Израиль и без стеснения едет заработать к тем евреям, которых она так невозмутимо и безобразно оскорбила. На прошлой неделе та же Арбатова в преддверии своего вояжа в наш город, не стесняясь публики, в интервью с ведущим <Дэвидзон-радио> Владимиром Гржонко наговорила ещё больше несуразностей. Приведу лишь несколько её <заявок> из этого интервью: <России все больше угрожает американское хамство - всякие там Макдоналдсы, а: американские туристы - самые признанные в мире <жлобы>, американской культуры нет, существует лишь нечто, <оплодотворенное> русской культурой, Израиль - временное неправомерное образование, источник расизма по отношению к арабам, созданное на чужой земле". Возникает вопрос: г-н Дэвидзон разделяет точку зрения его гостьи? Именно такие антиизраильские, антисемитские высказывания в духе нацистской пропаганды на американском Дэвидзон-радио - разве не подлость к стране проживания Дэвидзона и к стране, стоящей сегодня на переднем крае борьбы с международным терроризмом? Или Гржонко, Дэвидзон и прочие этого не понимают? Призываю еврейскую общину объявить бойкот посещению Арбатовой нашего города, не принимать участия ни в каких мероприятиях, связанных с этой быдловатой дамой, возомнившей себя большим знатоком человеческих душ. И еще раз выскажем <Дэвидзон-радио> наше презрение в ответ на очередную его провокацию. Наум Сагаловский В том краю, где берёзки и сосны, где сугробы снега намели, как живётся вам, братья и сёстры, рабиновичи русской земли? Пой, Кобзон! Философствуй, Жванецкий! Веселите угрюмый народ! Злобный дух юдофобский, советский, не ушёл и вовек не уйдёт. Пусть пока лишь слова, не каменья, но дойдёт и до них, не дремли! Где вы, крестники батюшки Меня, рабиновичи русской земли? От курильской гряды до Игарки, от Игарки до химкинских дач - скрипачи, хохмачи, олигархи, как жуётся вам русский калач? Домоглись ли, чего ожидали? Уважаемы, вхожи в кремли? Ничего, что зовут вас жидами, рабиновичи русской земли? Ничего, что вокруг благочинность и не зверствует правящий класс, только, что бы в стране ни случилось, всё смахнут непременно на вас. Жаль, что предков печальную участь вы надолго в себе погребли. Ничему вас погромы не учат, рабиновичи русской земли. Вы пройдёте дорогою терний, будет злым и жестоким урок, не помогут ни крестик нательный, ни фамилии, взятые впрок. Кнут найдётся - была б ягодица! Под весёлый припев "ай-люли" предстоит вам цвести и плодиться, рабиновичи русской земли...
(42 голоса : 4.4 из 5 )прот. Александр Мень
Каково отношение Православной Церкви к иудаизму?
Иудаизмом мы называем религию, которая возникла после христианства, но очень скоро после него. Была единственная основа для трех главных монотеистических религий: эта основа называется Ветхий Завет, созданная в рамках и в лоне древнеизраильской культуры. На этой базе сначала возникает позднее иудейство, в лоне которого рождается Христос и проповедуют апостолы. К концу I столетия возникает религия, которая называется иудаизм. Что у нас, у христиан, общего с этой религией? И они, и мы признаем Ветхий Завет, только для нас это часть Библии, для них - вся Библия. У нас есть свои уставные книги, которые определяют церковную и богослужебную жизнь. Это типиконы, новоканоны, церковные уставы и так далее. Иудаизм развивал аналогичные, но уже свои каноны. В чем-то они совпадают с нашими, в чем-то отделяются.
Как понимают богоизбранность современные иудейские священники? Почему они не признают Спасителя?
С точки зрения Библии, богоизбранность - это призвание. Каждый народ имеет свое призвание в истории, каждый народ несет на себе некую ответственность. Израильский народ получил от Бога религиозное мессианское призвание, и, как говорит апостол, эти дары неотменимы, то есть это призвание остается до конца истории. Человек может его соблюдать или не соблюдать, быть ему верным, изменять ему, но Божие призвание остается неизменным. А почему не приняли Спасителя? Дело в том, что это не совсем точно. Если бы иудеи не приняли Христа, то кто бы нам рассказал о Нем? Кто были те люди, которые написали Евангелия, послания, которые разнесли по древнему миру весть о Христе? Это были тоже иудеи. Так что одни приняли, другие не приняли, так же, как в России или во Франции. Скажем, святая Жанна Д»Арк приняла, а Вольтер Его не принял. И у нас тоже - есть Святая Русь, а есть Русь богоборческая. Всюду есть два полюса.
Что делать, чтобы не было очень много евреев в духовенстве, в частности, в Москве?
Думаю, что это глубокая ошибка. Я, например, не знаю ни одного в Москве. У нас примерно половина украинцев, довольно много белорусов, есть татары, есть много чувашей. Евреев там нет. Но, по определению Русской Православной Церкви, по уставу ее, принятому на соборе, она является многонациональной Церковью. А изгнание еврейских элементов из Церкви надо начинать с того, чтобы вынести все иконы Богоматери, которая была дочерью Израиля, выбросить иконы всех апостолов, сжечь Евангелие и Библию и, наконец, повернуться спиной к Господу Иисусу Христу, который был евреем. Эту операцию над Церковью проделать невозможно, но ее пытались произвести несколько раз. Были гностики, которые хотели отсечь Ветхий Завет от Нового, но они были признаны еретиками, и Отцы Церкви не допустили распространения гностицизма. Был еретик Маркион во II веке, который пытался доказать, что Ветхий Завет - это произведение дьявола. Но он был объявлен лжеучителем и изгнан из Церкви. Таким образом, эта проблема старая и ничего общего с Церковью не имеющая.
Христианство пришло в мир, неся братство людей. В то время, когда народы уничтожали и ненавидели друг друга, оно устами апостола Павла провозгласило, что во Христе “нет ни эллина, ни иудея, ни варвара, ни скифа, ни раба, ни свободного”. Это вовсе не означает, что оно отрицает наличие людей разных культур, языков, историй, народностей. всегда развивала и поддерживала все национальные формы христианства. Поэтому, когда мы праздновали тысячелетие христианства на Руси, мы все, верующие и неверующие, знали, какое огромное влияние Церковь оказывала на русскую культуру. Но такое же влияние она оказывала и на греческую, и на римскую культуру. Войдите в храм и посмотрите, какой огромный вклад внес каждый народ в Церковь. О роли Израиля я уже сказал: Христос, Дева Мария, Павел, апостолы. Дальше идут сирийцы: бесчисленные мученики. Греки: Отцы Церкви. Италийцы: бесчисленные мученики. Нет народа, который не внес бы своего вклада в огромное и грандиозное здание Церкви. Каждый святой имеет свое отечество, свою культуру. И для нас, живущих, по воле Божией, в многонациональном государстве, христианское умение любить, уважать, чтить другие народы является не каким-то праздным дополнением, а жизненной необходимостью. Ибо тот, кто не уважает чужого народа, не уважает себя. Народ, уважающий себя, всегда будет уважительно относиться к другим народам, подобно тому как человек, хорошо знающий свой язык, ничего не теряет от того, что он знает и любит другие языки. Человек, который любит иконопись и древнерусское пение, может любить и Баха, и готическую архитектуру. Полнота культуры раскрывается в совместном творчестве разных народов.
Еврей-христианин - самый большой позор для еврея. Ведь Вы чужой и для христиан, и для иудеев.
Это неверно. Христианство создано в лоне Израиля. Матерь Божия, Которую почитают миллионы христиан, была дочерью Израиля, Которая любила свой народ так же, как каждая прекрасная женщина любит свой народ. Апостол Павел - величайший учитель всего христианства, был евреем. Поэтому принадлежность христианина, тем более пастыря, к этому древнему роду, имеющему четыре тысячи лет, является не недостатком, а чудесным ощущением, что ты тоже причастен к Священной истории.
Я совершенно чужд национальных предрассудков, я люблю все народы, но я никогда не отрекаюсь от своего национального происхождения, и то, что в моих жилах течет кровь Христа Спасителя и апостолов, доставляет мне только радость. Это для меня просто честь.
В святой Церкви нет ни эллина, ни иудея, нет ни русского, ни украинца, ни белоруса. В Церкви умаляется значение национальности: все едины, национально равны. Все - рабы Божии. И в этом звании - наивысшая простота, величие и благородство, каких только достигал человек.
Нет национальности у Бога, нет национальной исключительности и у сынов Божьих. Однако в реальной жизни, протекающей в сумраке нашего маловерия, в блудном отдалении от Отца, мы все же отличаем вольно или невольно, с положительной или отрицательной стороны друг друга по национальности.
В русской православной среде, освященной церковностью, национальность как отличительный признак практически не имеет значения. Тем не менее, национальность все же представляет собой вполне определенные, данные нам от рождения отличительные генетические черты ума и души. Эти черты отражают наш национальный менталитет, нашу культурную и психическую самобытность, которые необходимо учитывать в межличностном общении.
Национальные особенности возникают в результате длительного формирования устойчивых духовных и материальных (социально-исторических) условий жизни. Религия как основа культуры среди многих национально-образующих факторов играет главенствующую роль. В определенном смысле национальность - это выражение религиозности через характер той или иной сложившейся группы людей. Именно в этом смысле часто говорят: азербайджанцы - мусульмане, немцы - протестанты, русские, сербы - православные, французы - католики; По этой же причине национальности одной веры всегда значительно ближе друг к другу, чем национальности, сложившиеся под влиянием разных религий.
Одной из особенностей еврейского «национального» сознания, важной на наш взгляд, для любого народа в среде которого проживают евреи всех «национальностей» - является двойной стандарт их поведения. Еврейству свойственна особая, веками выработанная племенная психика, работающая в двух взаимоисключающих режимах:
1. поведение в кругу единоплеменников;
2. поведение вне еврейской среде. Каждый еврей знает, как вести себя в своем кругу и что надо говорить своим и как вести себя с гоями, что можно, что надо говорить не-еврееям.
В воспоминаниях о своем детстве, написанных, в общем-то, не так давно, в 70-е годы, Моисей Альтман, известный советский филолог, происходивший, по его собственному утверждению из семьи «рьяных хасидов», приводит эпизод, иллюстрирующий, что называет «из первых уст» двойной стандарт еврейского поведения, «...когда уже будучи в первом классе в гимназии, - пишет Альтман, - я сказал, что в прочитанном мной рассказе написано, что капитан Бонн умер, а ведь капитан не был евреем, так надо было написать «издох», а не «умер», то отец опасливо меня предостерег, чтобы я с такими поправками в гимназии не выступал» (М.С. Альтман. Разговоры с Вячеславом Ивановым. Спб. 1995, с.293). Ниже Альтман откровенно делится и о самой атмосфере в еврейской семье: «К не-евреям бабушка (впрочем, как и все местечко) относилась с крайним презрением, не считала их почти за людей; у них, была она уверена, нет души (есть только дух-дыханье). Всякий русский мальчик именовался шейгец - нечисть)... А когда я у бабушки спросил, будут ли, когда придет Мессия, существовать другие народы, она сказала: «Будут, ибо кто же, как не они, будут у нас служить и на нас работать?» (Там же, с.318).
Никто в мире не сможет так «искренне», глядя вам в глаза, сказать: «я - русский» или «я - христианин», как это сделает еврей. В этом - многовековая школа выживания в чуждой среде. Двойной стандарт или двойная мораль распространены, как известно, и в уголовном мире, где законы «чести и порядочности» среди своих прекрасно уживаются с произволом, жестокостью и низостью по отношению к остальному обществу. Вопрос о пребывании евреев в Церкви очень сложный с этической точки зрения. Православие - это религия спасения души человека, очищения его от греха, ибо Иисус Христос Господь наш пришел в этот мир спасти не праведных, но грешных. В этом смысле мы должны только приветствовать тот факт, что к нам, немощным, погибающим от грехов и чаящих спасения, присоединяются другие желающие спасения. Спасаться сообща, бороться сообща с дьяволом легче, в этом нет сомнения. С другой стороны, не всякий говорящий «Господи...» - верующий...
Нельзя забывать, что Православие - антиеврейская по духу религия. С ним ведется тысячелетняя борьба сил зла. Враги рода человеческого называют его «иудейством для толпы» (Биконсфилд), используя в качестве излюбленного оружия ложь, невежество, лицемерие - прекрасно зная, что Православие это духовное антииудейство. Православие, по сути, - прерогатива аристократов духа, религия избранных (малого числа избранных из многих званых). И оказаться в среде православных, различно завладеть доверием и душами - вот уже как два тысячелетия неисполнимая, вожделенная мечта дьявола, а значит, и верных его сынов. Как происходит проникновение евреев в христианскую среду может проиллюстрировать знаменитое древнее письмо князя евреев Константинополя своим соплеменникам во Франции, в котором он дает такой совет великих раввинов: «относительно того, что король французский заставляет вас принимать крещение - принимайте его, раз вы не в силах поступать иначе, но при условии, чтобы закон Моисеев сохранился бы в сердцах ваших... относительно того, что христиане разрушают наши синагоги - сделайте детей ваших канонниками и причетниками, дабы они разрушали храмы христиан».
В другом откровении, прозвучавшем уже в наши дни из уст одного из московских священников-евреев, этот древнейший совет великих раввинов проявляется уже в своем реальном воплощении: «Я настоящий и искренний пастырь для ваших овец, - заявляет «православный брат в Моисее», - И ваш Мессия настоящий. Но это ваш Мессия. Он и рожден в яслях для скотов, в позоре родился и в позоре распялся, вам в пример, Ему и следуйте. И я не нарушаю, а помогаю вам следовать за Ним. А наш мессия придет, он не будет распинаться, он будет царствовать». Какая зловещая «искренность»!.. Жизнь, к сожалению, показывает, что вышесказанное - не пустые слова. О нем следует знать и помнить про себя. Однако, что невозможно человеку, возможно Богу. Господь сотворивший мир из ничего, Он не сможет ли изменить сердце всякого, кто возжелает обратиться к Нему? Русские принимали и принимают в православную среду искренних евреев, коих призывает к Себе на служение Господь. Так как и св. ап. Павел был когда-то Савлом. А в самом русском народе, особенно в наши дни, среди русских по крови немало духовно больных еврейством...
И все же реальность не так оптимистична, как наши размышления. Некоторые священники, имевшие опыт общения с евреями, убеждены в том, что евреи, с детства воспитанные в антихристианских традициях и пришедшие впоследствии в православную среду вносят в нее разлагающий дух еврейства. Убеждены, что по отношению к ним Церкви следует быть крайне предусмотрительной и осторожной, прежде, чем крестить их в Православную веру и, тем более, прежде, чем допускать их к Православному Богослужению. В православных обителях и храмах мы видим сегодня немало евреев. Стоит в храме появиться настоятелю из евреев, как тут же, точно грибы после дождя, появляются евреи на клиросе, в сторожах, в алтарниках, в диаконах... Благодаря всё той же поруке или «истинному интернационализму» они с какой-то неуловимой лёгкостью занимают руководящий должности в монастырях и храмах, работая в Православии как на должностях, почти не скрывая или не умея скрыть, что в их душе есть нечто и поважнее того, чему они служат внешне…
Но что поделаешь, если мы, имея истинную религию, не можем в полнее достойно служить своему Богу, все куда-то лениво уклоняемся, чего-то ищем, а еврейство, сегодня уже, кажется, ни во что неверующее, незнающее никакой религии, проявляет во всем невиданную активность и интернациональную солидарность и целенаправленность. Разумеется, само по себе еврейство мало кому интересно. Беспокоит судьба великого русского народа, пребывающего вот уже второе столетие под смертоносным гипнотическим влиянием еврейства. Под его идеологической, политической, финансовой властью. Которое не остановится до тех пор, пока не выжмет последние соки из ненавистного ему народа, пока не вынет из него всю душу и не оставит взамен «дух-дыхание»... Впрочем, судьба, - это суд Божий, и впереди ожидает нас то, что желает и знает только Сам Господь и если не «здесь и сейчас», то пред престолом Божьим у русского народа много ходатаев и покровителей, которые не позволят сбыться худшему: уготовить себе место в аду по окончании земной жизни...
https://rusprav.org/biblioteka/AntisemitismForBeginners/AntiSemitismForBeginners.html
Православные евреи (Подонки) российской словесности…
В последние годы в Нью-Йорк зачастили московские литераторы, и все, как по наваждению, - из числа российских писателей с еврейской кровью в жилах, но перешедших в православие или иное
вероисповедование. И ещё одна общая черта, которая объединяет заморских гостей - все они особо <отличились> на 23-й Международной книжной ярмарке в Иерусалиме в феврале 2009 года - своими откровенно антиизраильскими заявлениями. Для израильтян такая позиция гостей была совершенно неожиданной и неприемлемой, и вместо обсуждения общих литературных тем гастролёры заявили, каждый по-своему, о неприятии ими еврейского государства. В состав делегации российских литераторов входили А. Кабаков, Дм. Быков, М. Веллер, Вл. Сорокин, Татьяна Устинова, Дм. Пригов, Людмила Улицкая, Мария Арбатова. Как написал израильский писатель и журналист А. Шойхет в статье "Православные евреи российской словесности", "здесь представители Израиля пытались строить "мост" со своей стороны. К сожалению, российские литераторы не выказали особого рвения к развитию двусторонних связей".
Наиболее нетерпимыми среди них оказались поэт, журналист и писатель Д. Быков, писатели Л. Улицкая и А. Кабаков, а также феминистка М. Арбатова. Так, ранее упомянутый Быков утверждал, что <образование Израиля - историческая ошибка>. Как написал Шойхет, "Дмитрий Быков и Александр Кабаков с ходу открестились от своей принадлежности к еврейству. Дмитрий Быков, который уже в первый день на иерусалимской ярмарке категорически заявил, что он "человек русской культуры, православный, верующий христианин", на встрече повел себя
демонстративно, высокомерно посмеивался над обращенными к нему вопросами".
Получив отлуп в Израиле, Быков не постеснялся приехать в Нью-Йорк и на встрече с еврейскими читателями в стенах Центральной Бруклинской библиотеки в марте этого года вновь повторил глупость о так называемой исторической ошибке. Он даже не догадывался, что в американской аудитории его выступление слушали такие же евреи, которых он оскорбил в 2009 году.
Г-жа Улицкая "со свойственной ей прямотой заявила восторженно внимавшей публике, что "хотя она и еврейка, но по вере - православная христианка", что "ей морально очень тяжело в Израиле"(?) и это связано с тем, что (по ее убеждению) там, на родине Иисуса Христа, представителям христианских конфессий "очень тяжело живется", а особенно трудно христианам-арабам, так как, "с одной стороны, их давят (!) евреи, а с другой - арабы-мусульмане". Эти слова принадлежат Улицкой, которая в течение последних 20-ти лет практически ежегодно бывает в Израиле - не иначе, как с завязанными глазами и лишённая слуха.
Все эти благоглупости российские евреи-выкресты впитали в России, где подобная точка зрения распространена среди интеллигенции, которая никогда не слышала иной точки зрения. Это нам, живущим в свободном мире, их мнение кажется диким, как будто эта публика приехала не из
цивилизованной европейской страны, а из Уганды или Лесото.
Израильский ученый Алек Эпштейн, автор статьи, посвящённой десанту российских писателей в Израиль ("Наша хата с другого краю: Антиизраильский пафос русско-еврейских писателей"), особо отметил безобразное поведение Марии Арбатовой, которая собирается в Нью-Йорк по приглашению неугомонного <Девидзон-радио>. Автор пишет: "Всех превзошла Мария Арбатова - вот какими словами она сама суммировала поездку в Иерусалим: <Земля обетованная произвела на меня грустнейшее впечатление. Нигде в мире я не видела на встречах с писателями такой жалкой эмиграции>. Израиль в целом Мария Ивановна Гаврилина (Арбатова) охарактеризовала как <бесперспективный западный проект>. <Раньше не понимала, - откровенничала Арбатова, - почему моя тетя, дочка Самуила Айзенштата, вышедшая замуж за офицера британской разведки и после этого 66 лет прожившая в Лондоне, каждый раз, наезжая в Израиль, го ворит: "Какое счастье, что папа не дожил до этого времени. Они превратили Израиль в Тишинский рынок!>. Теперь вот приехала, посмотрела и поняла: <Это сообщество не нанизано ни на что, и его не объединяет ничего, кроме колбасности и ненависти к арабам. : Обещанной природы я не увидела: сплошные задворки Крыма и Средиземноморья. Архитектуры, ясное дело, не было и не будет. Население пёстрое и некрасивое. В жарких странах обычно глазам больно от красивых лиц. Для Азии слишком злобны и напряжены. Для Европы слишком быдловаты и самоуверенны. : Я много езжу, но нигде не видела такого перманентно раздражённого и нетерпимого народа>.
С немалым сладострастием процитировала Арабатова фразу одной из героинь романа Л. Улицкой <Даниэль Штайн, переводчик>: <Какое страшное это место Израиль - здесь война идет внутри каждого человека, у нее нет ни правил, ни границ, ни смысла, ни оправдания. Нет надежды, что она когда-нибудь закончится>. <Я приехала с остатками проеврейского
зомбирования, - со общает М. Арбатова, конкретизируя: - Бедный маленький народ борется за еврейскую идею. Но никакой еврейской идеи, кроме военной и колбасной, не увидела. : Это не страна, а военный лагерь>.
Прошу прощения у читателей за столь обильное цитирование <перлов> этой 55-летней дамы с Арбата, но без них было бы не совсем понятно, почему приглашение Арбатовой в Нью-Йорк является очередной глупостью и беспринципностью <Дэвидзон-радио>.
Несколько слов - о происхождении писательницы. Мария Ивановна Гаврилина родилась в 1957 году в семье Ивана Гаврииловича Гаврилина и Людмилы Ильиничны Айзенштадт. Так значится в Википедии, хотя чуть ниже имя матери уточняется - Цивья Ильинична. Активная деятельница феминистского движения Гаврилина зачем-то взяла литературный псевдоним - Арбатова, хотя фамилии её мужей - Александра Мирошника, Олега Витте и ШумитДатта Гупта - никакого отношения к выбору псевдонима не имели. О своём происхождении Арбатова написала так: <Я вот тоже по маме еврейка>, <моя бабушка Ханна Иосифовна родилась в Люблине, ее отец самостоятельно изучил несколько языков, математику и давал уроки Торы и Талмуда. С 1890 до 1900 году он упрямо сдавал экзамены на звание <учитель> в <светских> учебных заведениях и девять раз получал отказ <в виду иудейского вероисповедания>, на десятый же стал одним из немногих евреев, преподающих в польских государственных учреждениях>. При этом г-жа Арбатова подчеркнула: <Я никогда не идентифицировалась через национальную принадлежность>.
Дело не в идентификации: желает Мария быть русской православной - и Бог с ней. Это её право. Однако чрезмерность негатива и необъективности в отношении Израиля превращает её в злобную и примитивную даму с Тушинского рынка, неудовлетворенную ни отношением к себе, ни погодой, ни природой. Чужая в чужом государстве - как Проханов или Шевченко.
Сама Арбатова живёт в городе, где торговлей занимается огромная часть российского населения - на рынка х, в магазинах, в многочисленных ларьках, в подземных переходах метро. Называя израильтян <колбасными иммигрантами>, она кощунствует в отношении людей, которые живут под огнём арабских кассамов, но мужественно переносят военные тяготы и думают о будущем своих детей и внуков. Арбатова и ей подобные в упор не замечает и не желает видеть гуманное отношение, которое евреи ежедневно проявляют к своим заклятым врагам - арабам. Налицо - ложные представления российской публики об Израиле. Пусть эта дама приведёт хотя бы один случай, когда русские военные звонили бы обитателем домов, которые собирались бомбить. Или представьте себе, читатель, реакцию России, если какая-либо из окружающих ее стран ежедневно будет обстреливать ракетами российские города!
Израиль - оплот демократии на Ближнем Востоке, государство на границе с мусульманским миром. Арбатова же ничего подобного не заметила да и и не хотела видеть. Пошлость и примитивизм своей тётки, которая 66 лет прожила в Лондоне с англий ским разведчиком, Арбатова приводит в качестве каких-то свидетельств о жизни в Израиле. Эта тётка, очевидно, кроме рынков, ничего в Израиле и не видела. Говоря о <быдловатости> израильтян, литературная дама из Москвы забыла окружение, в котором живёт сама. Нередко ее можно увидеть на передачах А. Малахова "Пусть говорят", где почти каждый день обсуждаются самые жуткие истории из российской жизни - об убийствах и диких издевательствах родителей над собственными детьми, об изнасилованиях малолетних, о диком безразличии медработников к судьбам людей, попавших в катастрофу и т.д. и т.п. Этих историй так много, их содержание настолько ужасно, что говорить о <быдловатости> граждан другой страны не только непорядочно, но и демонстрирует собственную быдловатость говорящего подобное. От самой Арбатовой ничего толкового на этих передачах не услышишь, а её избыточная заносчивость лишь подтверждает мнение о её неадекватности в восприятии чужого мира.
В нью-йоркской русскоязычной прессе заявления многих литературных деятелей России получили достаточно подробное освещение. Тем не менее, Центральная Бруклинская библиотека в лице А. Макеевой продолжает приглашать упомянутых выше литераторов на встречу с бывшими советскими евреями. Эта библиотека уже не в первый раз приглашает к себе Быкова и Улицкую, да и телеведущий В. Топаллер на RTVI не упустил возможность провести встречу с Кабаковым, даже называл его чуть ли не российским классиком.
Недавно стало известно, что руководители <Дэвидзон-радио> пригласили писательницу Арбатову в свою гостиную, не сомневаясь, что беспринципные евреи с Брайтона, радиослушатели этой <конторы>, валом повалят на эту встречу, потому что им и дела нет до национальных чувств и собственного достоинства. Эти руководители еще недавно были уверены, что эти же пожилые люди проголосуют за члена городского совета Л. Фидлера в Сенат нашего штата. Не случайно сенатор Давид Сторобин, будучи кандидатом, настаивал на закрытии этой радиостанции, поскольку она не защищает интересы большинства наших избирателей. Проиграв выборы, Дэвидзон и его сторонники растеряли остатки своего авторитета и оказались на обочине политической улицы. Сегодня эта же студия вновь демонстрирует безразличие или полное непонимание национальных интересов и приглашает в наш город литературную даму, которая ничего не поняла из последней поездки в Израиль и без стеснения едет заработать к тем евреям, которых она так невозмутимо и безобразно оскорбила.
На прошлой неделе та же Арбатова в преддверии своего вояжа в наш город, не стесняясь публики, в интервью с ведущим <Дэвидзон-радио> Владимиром Гржонко наговорила ещё больше несуразностей. Приведу лишь несколько её <заявок> из этого интервью: <России все больше угрожает американское хамство - всякие там Макдоналдсы, а: американские туристы - самые признанные в мире <жлобы>, американской культуры нет, существует лишь нечто, <оплодотворенное> русской культурой, Израиль - временное неправомерное образование, источник расизма по отношению к арабам, созданное на чужой земле".
Возникает вопрос: г-н Дэвидзон разделяет точку зрения его гостьи? Именно такие антиизраильские, антисемитские высказывания в духе нацистской пропаганды на американском Дэвидзон-радио - разве не подлость к стране проживания Дэвидзона и к стране, стоящей сегодня на переднем крае борьбы с международным терроризмом? Или Гржонко, Дэвидзон и прочие этого не понимают?
Призываю еврейскую общину объявить бойкот посещению Арбатовой нашего города, не принимать участия ни в каких мероприятиях, связанных с этой быдловатой дамой, возомнившей себя большим знатоком человеческих душ. И еще раз выскажем <Дэвидзон-радио> наше презрение в ответ на очередную его провокацию.
Наум Сагаловский
В том краю, где берёзки и сосны,
где сугробы снега намели,
как живётся вам, братья и сёстры,
рабиновичи русской земли?
Пой, Кобзон! Философствуй, Жванецкий!
Веселите угрюмый народ!
Злобный дух юдофобский, советский,
не ушёл и вовек не уйдёт.
Пусть пока лишь слова, не каменья,
но дойдёт и до них, не дремли!
Где вы, крестники батюшки Меня,
рабиновичи русской земли?
Мой друг отец Виктор решил помыть машину. Дело было в Москве, заехал он на какую-то мойку, загнал машину на яму, а сам устроился в комнате ожидания. С собой у него были очень важные для любого священника документы. Чтобы во время мытья они, не дай Бог, не пропали, батюшка решил для сохранности взять их с собой. Пока ждал, ответил на несколько звонков, сам кому-то позвонил, и, уходя, оставил пакет с бумагами благополучно висеть на спинке стула.
Спохватился уже поздно вечером и помчался на мойку. Бумаг, разумеется, никто не видел. Убитый случившимся, возвращается домой и думает: «Как же я их теперь стану восстанавливать?!» А главное – когда, если завтра надо представить их начальству? И тут звонок:
–– Батюшка, я такой-то такой-то, раввин московской синагоги. Заехал помыть машину и нашёл на мойке Ваши документы. На всякий случай, чтобы не пропали, я взял бумаги с собой и хочу их Вам вернуть.
Отец Виктор рассказывает мне по телефону об этом случае, и в моей памяти, словно в переполненном информацией компьютере, появляется временнóе окошечко: моё детство – конец 60-х – начало 70-х годов прошлого столетия, – совпавшее с началом массового отъезда наших евреев на . В те годы советское руководство, уподобившись древнему фараону, дало «добро», и потянулись бывшие советские граждане, словно перелётные птицы, в сторону южную.
Ну, потянулись и потянулись, мне до них не было никакого дела. Мальчика девяти лет не волнуют проблемы геополитики, у него другие интересы. И всё было бы хорошо, я бы и дальше оставался в стороне от всяких политических дел, продолжая жить в счастливом мире маленького ребёнка, если бы не пресловутый «еврейский вопрос».
Стена Плача. Храмовая гора, Иерусалим, Израиль
Возможно по причине наличия в моих жилах примеси то ли болгарской, то ли цыганской крови, делавшей меня внешне непохожим на других ребят в классе, и ещё из-за нерусской фамилии в те дни я впервые услышал в свой адрес это «устойчивое выражение»: «Ты, жидовская морда! Убирайся в свой Израиль!».
Вернувшись домой из школы, я спросил маму, что значит «жидовская морда»? Мама родилась в белорусской деревне. Её родители – мои дед с бабкой, – спасаясь от голода и гражданской войны, забрали детей и уехали из Подмосковья на родину к деду. Позднее, когда уже стала налаживаться мирная жизнь, они вернулись в Павловский Посад, откуда была родом моя бабушка. Воспитанная в интернациональных рабочих традициях, мама и меня учила не разделять людей по национальному признаку.
–– Жидами, – просветила меня мамочка, – называют евреев, но ты так никого не называй, это обидные слова.
–– Мама, – поинтересовался я на всякий случай, – а мы евреи?
–– Нет, – успокоила она меня.
Мне хотелось спросить, почему же тогда мальчишки называют меня «жидовской мордой», но я не стал спрашивать, почему-то подумал, что мама от этого может расстроиться. А я любил своих родителей и на все оскорбления упорно отвечал: «Я не еврей!». Дети видели, что меня это обижает, и заводились всё больше, а поскольку я не сдавался и не плакал, бывало ещё и били.
В это время появилось множество еврейских анекдотов и смешных песенок. Думаю, всё это делалось целенаправленно, может для того, чтобы те уезжали, не знаю. Но своего они добились, слово «еврей» стало синонимом предательства, а я, сын , мечтающий сам стать офицером и героем, не хотел быть предателем, всё моё нутро маленького человечка противилось этому. Тем более что на Ближнем Востоке уже шла война, а наши офицеры, в том числе и из нашей части, ехали на эту войну в качестве советников.
Вспоминаю то время и вижу, как много ошибок делали наши педагоги. Не знаю, кому было нужно, для какой отчётности, но какая-то умная голова вставила в классный журнал страницу, где указывалась национальная принадлежность ученика. И каждую четверть, словно за это время что-то могло кардинально измениться, классный руководитель заставлял каждого из нас громко на весь класс объявлять свою национальность.
Как правило, на классном часу учительница открывала нужную страницу в журнале и устраивала перекличку. В нашем классе учились две девочки еврейки – Люда Баран и Циля Дейчман. Список учеников начинался с имени Люды. До сих пор стоит перед глазами, как она вставала, хотя этого и не требовалось, гордо поднимала головку и звонко на весь класс только что не кричала: «Я еврейка!». Удивительно, но никого из девочек не преследовали, почему-то доставалось мне одному. Стоило только мне быстро скороговоркой произнести: «Украинец», как немедленно по всему классу раздавалось несколько голосов, сливающихся в выкрике: «Жид! Жид!»
Учительница с вечно огромной стопкой тетрадей на столе никому не делала замечаний, устало продолжая перекличку. И такую экзекуцию в её присутствии мне устраивали каждую четверть. Думаю, в её поведении всё же не было злого умысла, просто ей было всё равно, да и ненависти к евреям в нашей среде тоже не было, иначе моим одноклассницам пришлось бы туго. Сейчас понимаю: скорее всего детьми управляла невидимая взрослая рука кого-то из подчинённых моего отца. Нет, уже который раз убеждаюсь, нельзя сыну командира учиться среди детей его подчинённых. А дети не виноваты в том, что они по натуре беспощадны и любят играть в жестокие игры. После, став взрослыми, мы с одноклассниками сохранили хорошие отношения.
Знаете, как говорят: если человека всё время называть свиньёй, то он в конце концов захрюкает. Меня так долго обзывали «жидом», что со временем я уже и сам начал ассоциировать себя с евреями, и всё, что касалось их, стало в той или иной мере касаться и меня. Так «еврейский вопрос» стал и моим вопросом. Не знаю, зачем Господь попустил мне всё это пережить, может для того, чтобы испытав на собственной шкуре, что значит быть гонимым, самому не стать гонителем?..
Через несколько лет мои родители всё-таки поняли, что допущенную в свое время ошибку необходимо как можно быстрее исправлять, и меня перевели в другую школу. Мне повезло, в новой школе «еврейский вопрос» на повестке дня не стоял вовсе. Среди моих одноклассников не нашлось никого, кто хотя бы раз в продолжение всего срока нашего совместного обучения додумался бы бросить в мою сторону это обидное: «Жид!». Мне, как нечто само собой разумеющееся, без всякого осуждения, рассказали, что, оказывается, наш Женька Пухович до пятого класса считался евреем по папе и носил фамилию Гемельсон, а в пятом он стал белорусом по маме. Ребята даже хвалили его родителей за сообразительность: «Ты ведь знаешь, как сегодня трудно быть евреем!..». Наверное, трудно, – соглашался я, зная это хотя и не по Женькиному, но, по крайней мере, по своему собственному опыту. Говорят, глаза – зеркало души, так вот в его душе вместо привычной вселенской еврейской грусти обитало столько весёлого задора, что на грусть в ней места уже просто не оставалось.
Ну, скажу я вам, Жека был кадр! Такого шкодливого пацанёнка ещё нужно поискать. Маленького роста, с ушами, расположенными строго перпендикулярно к голове, он походил на гигантского Микки Мауса, разве что без хвоста. Как только появлялась возможность сачкануть, сбежав с уроков или с какого-нибудь общественно значимого мероприятия – здесь он был первым. Женька был выдающимся лодырем, учился из рук вон плохо, постоянно списывал контрольные работы, но по натуре своей это был человек лёгкий, весёлый, постоянно сыплющий анекдотами и шутками. Невозможно представить, чтобы Женька совершил подлый поступок, кого-нибудь оговорил или подставил. И ещё, он никогда не жадничал.
Помню, как по окончании восьмого класса мы сдавали экзамен по русскому языку. Даже те, кто неплохо успевал по этому предмету, дрожали подобно осиновому листочку. Боялись не экзамена, боялись Марьиванну. Понятно, что такому лодырю как Пухович, «ловить» на устном экзамене было нечего. Получая свои вымученные тройки, мы, потные, с дрожащими руками вылетали из кабинета, словно пробки, не веря своему счастью, активно жестикулируя и обсуждая пережитое. Делясь впечатлениями, мы и не заметили, как в школьном коридоре появился некто загадочный в совершенно белом костюме, белом галстуке и белых башмаках. Этот некто шёл, улыбаясь во весь рот, и держал в руках грандиозный букет цветов. И только когда этот шикарный мачо подошёл к дверям кабинета, мы узнали в нём Женьку Пуховича.
Этот шикарный букет цветов, собирая который Женька облазил все окружающие дачи, потряс даже Марьиванну и разбил холодный лёд её сердца. Добавьте к цветам его кипенно белый костюм, и вы поймёте, что для получения тройки Жеке достаточно было просто придти на экзамен. А уж после того, как он со слезой в голосе признался, что русский язык его любимый предмет, четвёрка ему была обеспечена. Да, он рисковал, но, как известно, кто не рискует, тот и не знает победного вкуса шампанского.
Окончив школу, мы вместе с Женькой плавно перетекли в один и тот же институт и даже учились на одном факультете. Правда, попали мы с ним в разные группы и пересекались только на лекциях. Мой приятель моментально сбросил с себя пуританский вид и стал одеваться по последней джинсовой моде. Купил себе шикарную по тем временам чешскую «Яву» и подъезжал к институту с таким же шиком, как, наверно, знаменитый Чкалов пролетал в своё время над толпами зевак.
Не могу забыть, как, будучи профоргом группы, я побывал на стипендиальной комиссии, которую возглавлял наш замдекана. Встал вопрос, кому дать последнюю стипендию: девочке сироте или нашему Женьке? Оба отвратительно сдали экзамены, но замдекана неожиданно начал активно защищать моего бывшего одноклассника. В результате обсуждения решили эту стипендию поделить на них обоих. «Евгений старается, – всё не унимался замдекана, – и учится в меру своих способностей!..»
Я не знаю меры Женькиных способностей, наверняка он мог учиться приличнее, если бы видел в этом смысл. Но смысла-то как раз и не было. Потому что моему приятелю повезло родиться под счастливой звездой: его папа был если не самым, то одним из самых известных адвокатов в нашем городе, а мама – полковником милиции, следователем по особо важным делам.
Но время безжалостно, настал и наш день платить по счетам. Окончив институт и получив приятно пахнущий краской диплом о высшем образовании, мы засобирались в . Провеселившись пять лет по ресторанам, Женька как и все остальные пошёл стричься «под ноль». Думаю, что имея таких родителей, да ещё и с такими связями, мальчик вполне мог бы остаться на гражданке, продолжая строить мирную жизнь, но тогда «косить» от армии считалось неприличным.
Через полтора года, отслужив положенный срок и вернувшись домой, мы с ним случайно встретились в нашем любимом городе Гродно. За время службы он вытянулся, и мы сравнялись ростом. С ним под руку шла красивая молоденькая брюнетка.
–– Шура! – окликнул он меня, – Как я рад тебя видеть! Познакомьтесь… – он представил меня своей спутнице. – Мы с Ирочкой собираемся пожениться, – доложился Женька, и они так посмотрели друг на друга, такими глазами, что я даже невольно позавидовал: вот бы и на меня кто-нибудь тоже так посмотрел!
Это была наша последняя встреча.
–– Ты куда собираешься? – поинтересовался он моими дальнейшими планами на жизнь.
–– Ещё не знаю, – ответил я и пожал плечами. – А ты?
–– Предки устраивают меня в аппарат областного совета депутатов трудящихся.
Женька сделал акцент на слове «трудящихся», намекая на то, что кто не работает, тот как раз-то и ест. В тот момент мне почему-то стало страшно за будущее областного совета и вообще за судьбу всей советской власти в целом. И не напрасно. Я как в воду глядел: через несколько лет Советский Союз не устоял и рухнул.
В тяжёлые времена безвременья, когда каждый спасался или тонул в одиночку, Женька вспомнил о своём еврейском прошлом, и его потянуло-таки на землю обетованную. Откуда он вылетал? Может, из Москвы? Если бы я знал, обязательно приехал бы проводить. Хотя мы и не были с ним большими друзьями, но я любил его за весёлый характер, доброе и немного ироничное отношение ко всему окружающему миру, за то, что он никогда не унывал.
Долгие годы я не знал, что с ним стало, а тут как-то захожу в «Одноклассники» и наталкиваюсь на его довольную физиономию. Он таки обрёл свою вторую родину – его обетованная земля находится в , а если точнее, то в Лос-Анджелесе. Соединённые Штаты, расчувствовавшись, приняли Жеку в качестве яркого представителя вечно гонимого племени. Теперь он живёт на американское пособие, имеет множество льгот и выставляет свои фотки, на которых непременно с кем-нибудь обнимается. Причём не с людьми, – может от одиночества, или они ему уже не интересны, – а почему-то с памятниками, кустами и даже с огромной рыбиной на берегу океана. Сам губернатор Терминатор желает Женьке по вечерам спокойной ночи и будит по утрам своим нежным «Жека, ай уил би бэк».
Я написал ему: “Женька, вижу тебе повезло, ты счастлив там на своей новой родине”, – но он почему-то мне так ничего и не ответил. И всё равно, я рад за моего друга, хотя иногда бывает обидно: «жидовской мордой» обзывали меня, а колыбельная от Терминатора и дружба со здоровенной рыбиной достались Женьке. Ну а если серьёзно, мне бы хотелось официально предупредить американское руководство: ради всего святого, не заставляйте Жеку работать и, умоляю, ничего ему не поручайте! Пускай всю оставшуюся жизнь он загорает у океана и удит рыбу. Хватит с нас развала и одной супердержавы.
Узнав, что раввин вернул отцу Виктору потерянные им документы и тем самым выручил его из большой беды, я очень захотел расспросить батюшку о встрече с этим самым раввином. Интересно, какой он? Ведь всё, что я о них знаю, почерпнуто исключительно из анекдотов. А тут такая возможность!
–– Бать, – прошу при встрече с моим другом, – расскажи, как съездил к раввину, о чём вы с ним говорили, и вообще, какой он?
Чувствую, ставлю его этим вопросом в тупик.
–– Какой?.. Да самый обыкновенный, нормальный человек. Посидели с ним, чайку попили, посмеялись, мол, ситуация как в том анекдоте. А потом, мне же не впервой общаться с раввином. В своё время я чуть ли не год был прихожанином одной московской синагоги.
У меня челюсть отвисла:
–– Как синагоги, бать?! Ты что же, еврей?!
Отец Виктор отхлёбывает чай из своей большой кружки:
–– Нет, чистокровный белорус. Но тем не менее почти год провёл среди евреев. Когда в Москву переехал, так у меня здесь даже никого из знакомых не было. Представляешь, вокруг такое множество людей, а ты среди них один. В своё время, ещё когда в Бобруйске в техникуме учился, познакомился с одной девушкой, оказалось, что у неё отец известный еврейский писатель. Как-то иду по центру Москвы, и вдруг почему-то захотелось мне зайти в дверь одного дома. Это оказалось синагога. Людей внутри почти не было, ко мне подошёл какой-то человек и спросил, кто я такой и чего хочу. Я сказал, что приехал из Бобруйска и знаю тамошнего известного еврейского писателя. Этот служитель был практически первым, кто за всё это время поговорил со мной по-человечески и пригласил приходить ещё.
Никто от меня ничего не требовал, я просто иногда приходил к ним, сидел на службах. Они напомнили мне моего дядю Цыбу.
–– Какого дядю Цыбу?
–– Моего родного еврейского дядю.
–– Погоди, только что ты сказал, что ты белорус, а сейчас говоришь, что твой родной дядя еврей. Бать, ты меня совсем запутал!
Отец Виктор смеётся:
–– Прости, я задурил тебе голову. Дядя Цыба стал нам родным в годы . Их семья жила в нашей деревне. Немцы пришли слишком быстро, и его родителям пришлось, бросив всё, уходить вместе с нашими войсками.
Д. Олер. Священник и раввин
Мне было понятно все то, о чём рассказывал отец Виктор. Помню, ещё мальчиком лет десяти моя мама возила меня на родину дедушки. Это деревня недалеко от Минска. Деда уже не было на свете, зато нас встречала его родная сестра, бабушка Люба. Мы прогостили у них два дня, и бабушка Люба решила угостить нас грибным супом. Я вызвался пойти вместе с ней в лес. Мы ходили недалеко от деревни. Грибов почти не было, мы долго искали, но собрали совсем немного, и вдруг, представляете, выхожу на большую поляну, а на ней грибы, много грибов! Я, тогдашний увлекающийся мальчик, с радостью бросаюсь их собирать, но бабушка обнимает меня сзади за плечи:
–– Не надо, Сашенька, не надо. Здесь никто ничего не собирает.
–– Бабушка Люба, почему?
–– Во время войны через наше село однажды вели большую колонну минских евреев, потом их привели на это место и закопали. В них даже не стреляли, просто закопали и всё. Земля стонала несколько дней и ходила ходуном, а каратели никого не подпускали к могиле.
Я на всю жизнь запомнил ту поляну и грибы, во множестве растущие на ней.
–– Не знаю по какой причине, – продолжал батюшка Виктор – но маленький еврейский мальчик остался в деревне один, скорее всего, родители уходили так спешно, что не успели его забрать. Я расспрашивал дядю о тех временах, он совсем ничего не помнит. У моей бабушки было шестеро своих детей, а она пожалела и взяла к себе ещё и брошенного младенчика. Правда, его пришлось постоянно прятать от немцев. В доме у бабушки под печкой было небольшое углубление, вот там малыш и сидел. Иногда думаю: попробуй моего четырёхлетнего Никитку засунь в какой-нибудь шкаф хотя бы на час, так он и пяти минут не просидит, стучать начнёт! А этот сидел… Дети, что ли, тогда были другие, или понимали что-то?..
У нас в деревне на реке стояла мельница, на ней до войны мололи зерно. Немцы тоже ей пользовались. Если к мельнице подкрасться со стороны реки, то можно незаметно добраться до жерновов и пособирать с них остатки муки. Бабушкина семья всем составом периодически ходила по ночам на мельницу за мукой. Однажды их выследил часовой и стал стрелять. Он загнал детей на середину реки и расстрелял четверых старших. Бабушка, спрятавшись в кустах, зажала руками рты двум оставшимся малышам, прижала их к себе и смотрела, как тела её убитых детей плывут по реке.
Война продолжалась, немцы дошли было до Москвы, но после наши заставили их отойти назад к границе. В деревне периодически стояли немецкие военные гарнизоны, а одно время и часть войск СС. Бабушка была красивой женщиной, и в наш дом повадился заходить один эсэсовский офицер. Он всегда приносил какую-нибудь кашу. Может, человек вспоминал свою семью, может, по какой-то другой причине, но каждый раз он, приходя, ставил принесенную еду на стол, садился и смотрел, как едят дети. Бабушка всякий раз боялась, чтобы немец случайно не застал в доме третьего младенца, маленького чернявого Цыбу, резко отличавшегося от голубоглазых ребятишек с соломенного цвета головками.
Однажды офицер зашёл к ним поздно вечером:
–– Мать, я знаю, ты прячешь в доме еврейского ребёнка.
Та начала было возражать, но эсэсовец перебил:
–– Поступил донос. Завтра тебя сожгут вместе с детьми, у вас есть время до утра, чтобы скрыться.
Бабушка собрала своих детей, маленького Цыбу и немедля ушла в лес. В большой воронке из-под бомбы она устроила землянку, которая на несколько лет стала их домом.
После войны только в 1947-м году им удалось вернуться в деревню и построить маленькую деревянную избушку. Цыба прожил вместе со своей приёмной матерью ещё несколько лет, пока в начале пятидесятых не вернулась в деревню его родная мать. Где она была и почему так поздно вернулась – отец Виктор не знает, он только помнит, как эта уже пожилая женщина приходила к ним домой. Она курила трубку, и запах табака очень нравился маленькому Вите. С помощью соседей Цыбе и его маме построили дом, где они и поселились.
Витина бабушка всю жизнь молилась Богу. Будучи неграмотной, она помнила наизусть всю Псалтирь и ещё знала множество народных «кантов», которые могла петь чуть ли не часами. Их деревню окружало большое озеро, а бабушка перевозила по этому озеру людей на лодке. В восемьдесят лет она ещё была способна вплавь переплыть озеро туда и обратно.
В ночь на она брала ведро, насыпала в него зерно, вставляла большую самодельную свечу и вручала его детям. Те семенили впереди, а мать с иконой шла за ними и всю дорогу пела: «Богородице Дево радуйся…». Так они обходили вокруг деревни и ближайшего к ней посёлка. Маленький Цыба ходил вместе со всеми, хотя бабушка не стала крестить мальчика еврея. Она говорила: «Пускай сперва вырастет, тогда сам и решает».
Кстати, эту традицию ночного крестного хода на Рождество вокруг села застал ещё и маленький Витя. Вместе с братом они носили в ведре свечу, а за ними шли человек пятнадцать женщин всё с той же иконой святой Варвары – наверно, потому что эта икона была единственной сохранившейся после войны святыней в их доме.
–– Когда местные власти решили бороться с религиозным дурманом, – продолжал свой рассказ отец Виктор, – они послали участкового разобраться с молитвенниками. К нам пришёл наш сосед через дом. Когда-то бабушка присматривала за всеми соседскими детьми, пока их родители работали в поле, участковый и был одним из тех бывших её воспитанников. Он пришёл к нам в дом, сел за стол и принялся, было, составлять протокол:
–– Так, Мария Николаевна, – с важным видом начал милиционер, – до каких пор будете народ смущать вашим Богом? Разве вы не знаете, что Бога нет?
Бабушка в это время тёрла тряпкой большой казан на печи.
–– Что ты сказал?! – встрепенулась старушка. – Бога няма?!! И гэта ты мне говоришь, забыв, поганец, как я тебе … вытирала?!
И тряпкой, что была в её руке, давай хлестать участкового! Тот, уворачиваясь от ударов, мухой вылетел из хаты.
–– Баб Маш, – извиняющимся тоном начал парень, – я что? Я ничего. Это начальство распорядилось, а я ничего, баб Маш, не сердись.
На Пасху бабушка красила яйца, пекла кулич и за три дня до праздника шла пешком в Могилёв. Возвращаясь домой, одаривала детей крашенками и куском освящённого кулича. Как-то мы с братом расшалились и стали кидать в бабушку пасхальными яйцами, а она села на стул, смотрит на нас и говорит с такой болью: «Што же ж гэта з вас вырастет, хлопчики?..»
Дядя Цыба к этому времени, похоронив мать, женился и работал приёмщиком стеклянных бутылок и прочего вторсырья. Отстроил себе большой каменный дом и жил зажиточно. А у нас случилась беда, ночью загорелся дом. Помню, как отец выхватил нас, спящих, из кровати, посадил верхом на коника, ударил того ладонью, и коник помчал вперёд, вынося нас с братом на себе из огня. Всё сгорело, страшное это дело, пожар. Дядя Цыба пришёл на пепелище и забрал всех нас в свой дом, а сам с женой и недавно родившимся маленьким сыном перебрался жить в баньку. Так этот дом за нами и остался. И вообще он нас никогда не забывал, постоянно помогал деньгами, учил, лечил.
Ты знаешь, батя, мне и воевать пришлось, и в органах служить, сколько смертей повидал, но никогда не видел, чтобы кто-нибудь умирал как моя бабушка. Как сейчас помню, 28 февраля, снегу намело видимо-невидимо. Бабушка просыпается утром и объявляет: «Сегодня я умру, собирайте всех родных». Нагрела воды, помылась. «Надо почтальёнку, – говорит, – дождаться, пенсию получить. На неё меня и похороните». Дождалась, расписалась за полученные деньги, пошла, легла на кровать и велела всем к ней подойти. «Теперь просите у меня прощения». Мы попросили. «Бог простит, – ответила она, – и меня простите». Велела пригласить деда Михася, его у нас звали «дьячком». Они с бабушкой ходили по домам петь по покойникам. Тот пришёл сразу же с Псалтырью. Потом она подозвала меня и сделала знак, чтобы я к ней наклонился: «Внучек, молись обо мне, я знаю, ты ещё батюшкой станешь, только характер тебе надо менять». Перекрестила всех нас и умерла. Вздрогнула так немного, выдохнула – и всё.
На похороны непонятно откуда съехалось множество людей. Оказалось, бабушка молилась об очень и очень многих, и в наших местах её почитали как праведницу.
–– Слушай, бать, а твой дядя Цыба в церковь не ходил, не помнишь?
–– Нет, он не ходил, но веровал по-своему, пост держал, в субботу старался не работать, а вот его сын, тот крестился, даже ездил для этого в Могилёв. У нас там в наших местах немало евреев, и замечаю, что многие потихоньку идут в Православие. Уже даже священников встречал. А вообще, бать, я им даже немного завидую.
–– Не понял, это кому ты завидуешь, евреям что ли?
–– Вот именно, им и завидую. Помнишь, как сказано в Евангелии от Иоанна: «И от полноты Его все мы приняли благодать на благодать». По Апостолу, бать, мы с тобой дикая ветвь, привитая к единому корню, их Господь отверг ради нашего спасения, чтобы и нам с тобой хватило места за брачным столом [см. Рим.11:17-18] А теперь вижу, многие из них приходят в Церковь, видать время такое пришло во исполнение пророчеств.
Из всей когда-то большой бабушкиной семьи осталась только одна её дочь – мама нашего отца Виктора. Всю жизнь проработала учительницей и в храм не ходила, но доставшийся от матери образ святой Варвары великомученицы держит на почётном месте над телевизором. Говорит, начала, мол, молиться.
Нет уже и дяди Цыбы, смерть разлучила их, всех похоронили на разных : кого на православном, кого – на еврейском. Батюшка приезжает к себе на родину и идёт служить на дорогие ему могилки. Сперва отправляется к православным и служит на могилках у бабушки, отца, братьев. Потом – к дяде Цыбе, на еврейское, и служит там.
–– Бать, – обращается он ко мне, – ты не осуждаешь меня, что я, православный священник, служу и там и там?
Я ему отвечаю:
–– Ты священник, отец Виктор, и твоё дело – молиться, в том числе и о своих близких. А война, брат, такая штука, которая людей разной веры и крови, порой независимо от их желания, соединяет в одну семью и делает родными. Как же тебе не помянуть своего еврейского дядю? Молись, бать, я тебя не осуждаю.
Отец Виктор рассказывает мне о том, как уже было отчаялся найти пропавшие документы, а я вот о чём в этот момент подумал. В Москве служат всего чуть больше тысячи православных священников, один из них заезжает помыть машину на одну из бесчисленных автомоек столицы. По рассеянности он оставляет на спинке стула пакет с важными бумагами, а находит его никто иной, как заехавший следом за батюшкой на ту же самую мойку раввин, число которых в Москве вообще ничтожно мало. Если бы я был математиком, то даже для интереса высчитал бы вероятность такого совпадения.
А может, это и не совпадение, может, по молитвам бабушки и дяди Цыбы и произошло это чудо, когда в таком огромном мегаполисе одного попавшего в большую-большую беду православного батюшку выручил один еврейский раввин?..
В издательстве «Никея» вышла первая книга
священника Александра Дьяченко «Плачущий Ангел».
