Собеседник моисея. Синай
· 30.11.2013
Текст статьи обновлён: 25.11.2019
В отчете о самостоятельной поездке по Шри-Ланке за рулем арендованной машины я рассказал, как нечеловечески трудно было подниматься на вершину священной горы Пик Адама. Той ночью, 9 мая 2013 года, я не сфотографировал ни одного кадра, так как шёл проливной дождь и стоял густой туман. Но это было не первое наше тяжелое восхождение. Сегодня я хочу рассказать и показать фотографии, снятые во время покорения в далеком уже 2008-м году горы Хорив на Синайском полуострове, более известной, как гора Моисея.
Эту вершину называют еще Хар-Синай или просто гора Синай. Рассказ размещаю в разделе «Самостоятельные путешествия», так он связан с туризмом. Но тогда мы с женой еще не представляли себе, как это интересно – организовать отпуск самостоятельно! Поэтому в Египет мы отправились, как и тысячи наших соотечественников, по туристической путевке. Красное море в Шарм-эль-Шейхе, конечно, прекрасное. Но на 4-й день стало ясно, что просто отдыхать в отеле на Синайском полуострове безумно скучно и мы решили действовать: взяли экскурсию на подъем на гору Моисея.
И наш поход стал самым ярким событием за все время отпуска в этой арабской стране. Уже позже, когда за плечами у нас был опыт поездки дикарем на арендованной машине по Мексике и Шри-Ланке, передвижения по Китаю на третьей полке плацкартного вагона и плавания на утлом суденышке между филиппинскими островами, мы поняли, что ничего ведь почти в Египте и не увидели…
На экскурсию я брал с собой простенькую мыльницу Sony DSC- W15, приобретенную аж в 2008-м году. В то время я еще не знал, что такое зеркальная камера для новичков Nikon D5100, зачем нужен штатив для фотоаппарата и куча тяжеленных объективов. К счастью, я уже имел смутное представление о правилах композиции (прочитал несколько статей на тему, как правильно фотографировать в отпуске). Поэтому сегодня я могу вам показать, не стыдясь особо, мои фотки с восхождения на высоту 2285 метров над египетской пустыней. Все фотографии в сегодняшнем отчете подправлены в фотошопе. Во время подъема на гору Моисея было очень темно и на мыльницу нормальные кадры снять невозможно. Зато во время спуска свет, тональная перспектива были великолепны. В моем отзыве вы увидите, что даже на мыльницу при качественном освещении можно снять неплохие фото. Главное в нашем деле – правильный свет!
Описываемые события состоялись 23 июля 2008 года. Тогда еще ваш покорный слуга активно занимался спортом (по крайней мере, два раза в неделю играл в минифутбол). Поэтому особых трудностей с подъемом не предвиделось. Как оказалось, карабкаться на гору Синай не менее сложно, чем на священную Sri Pada на Шри-Ланке или Храм Тигриной Пещеры (Wat Tham Sua) в Таиланде на полуострове Краби.
Как мы поднимались на гору Моисея. Отчет об экскурсии
Выехали из отеля в 22 или 23 вечера. Несколько часов тащились на автобусе сначала по пустыне, а затем – по серпантину в горах. Где-то к часу ночи приехали к месту начала маршрута. Гид проинструктировал туристов по вопросам безопасности и возврата обратно, рассказал, что по пути будет несколько остановок для отдыха. Раздал фонарики и мы пошли.
Сначала люди двигались бодренько, весело переговариваясь и отшучиваясь. Вокруг – кромешная тьма. В какой-то момент из черного ниоткуда раздался страшный, нечеловеческий, звериный рык. Ни с чем не сравнимый… Кровь от страха застыла в жилах… Как же все смеялись, когда узнали, что так безумно орут верблюды!..
Гид сказал, что если подняться на гору Моисея пешком, то Бог простит пилигриму все грехи. Если же вы подниметесь верхом на верблюде, то грехи простятся животному. Никто из русскоязычных туристов давать шанса животине на божественное прощение давать не пожелал. Все наши, стиснув зубы, топали по камням на своих двоих и на провокации бедуинов: «Камель!.. Camel… Only 15 dollars! » — не поддавались.
А вот китайские товарищи не так щепетильны в вопросах очищения греха, либо они не поняли толкований своего гида. Все китайцы гордо восседали верхом на дромадерах (так еще называют одногорбых верблюдов).
Если поначалу, идя по узкой горной тропке, у себя за ухом ты слышал влажное дыхание обгоняющего дромедара, от неожиданности отскакивал в сторону, на обочину. То через час подъема даже на крики погонщика: «Осторожно. Камель! Дай пройти!» — только устало отмахивался: «Не трамвай. Объедешь…»
Тропа плавно, но уверенно набирала высоту. Идти все труднее. Ближе к вершине разговоры практически прекратились. Ты начинаешь бороться со своей слабостью, и только сила воли, зажатая в железные тиски, толкает тебя вперед, к конечной точке путешествия.
Последний участок – почти вертикальный подъем в несколько сотен ступенек. Сказать, что нам было нестерпимо тяжело – ничего не сказать. На гору Моисея я поднялся белый, как простынь, на грани обморока, примерно в 5 утра. До рассвета оставалось еще около часа.
Наверху холодно. Дует пронизывающий ветер. У бедуинов можно купить или арендовать вонючее одеяло или матрас под пятую точку. Матрас мы взяли, а от «подстилки для верблюдов» отказались. С собой мы брали свежие рубашки, чтобы переодеться в сухую одежду и не заболеть.
Постепенно начало светать. Нашему взору открылись потрясающие пейзажи.
Подойдя к краю скалы можно увидеть дорожки, по которым мы шли всю ночь. Это, как оказалось — тропа верблюдов.
Эх, представьте, если бы эту фотографию я снял не мыльницей, а своей зеркалкой Nikon D5100, да не на 9 мм фокусного расстояния, а где-нибудь на 100 мм и со штатива!!!
Солнце в горах Синайского полуострова поднимается почти молниеносно. Только показался диск над горной грядой…
Гора Моисея (Джабал-Муса или Синай) в Египте
Монастырь Святой Екатерины располагается на высоте 1570 метров. А гора Синай возвышается на 2286 метров. Арабское название Джабал-Муса переводится на русский язык, как гора Моисея.
Существует две тропы на ее вершину. Одна короткая, но очень крутая. Называется Siket Sayidna Musa. Не знаю, сколько там ступеней – говорят, что около 3700 штук. Их проложили монахи (эта дорога известна, как «Лестницы покаяния»). Тропа проходит мимо «Источника Моисея» и часовни Девы Марии. Ближе к вершине можно увидеть «колодец Илии», где пророк прятался во время бегства от Иезавели (3-я Царств 19).
Другая тропа более длинная, но и более пологая. Арабы называют ее Siket El Bashait. Именно по ней мы поднимались и спускались. Другое название – Тропа Верблюдов. Начинается она за монастырем Св.Екатерины, где расположена стоянка верблюдов. Здесь погонщики предлагают туристам подняться на гору верхом.
Тропа верблюдов была построена правителем Египта Ibrahim Abbas Pasha (1849-1854). В 1853 году он посетил гору Моисея, намереваясь построить на ее вершине дворец. Однако дворец позже возвели на вершине Jebel Abbas Pasha – горе, расположенной к западу от деревни Святой Екатерины (из нее можно увидеть развалины строения). Лестницы покаяния начинаются в 200 метрах справа от стоянки верблюдов.
На вершине горы Моисея располагается православный греческий храм Святой Троицы. Его построили в 1934 году на месте развалин церкви IV-V веков. Интерьер часовни украшен фресками с изображением жития Моисея. Немного западнее церкви стоит небольшая мечеть, построенная в 12-м веке. Под ней – пещера, в которой Моисей провел 40 дней, и где Бог появился перед пророком Илией.
… И, кажется, буквально за 30 секунд наступил новый день. Встречая рассвет на этой, священной для половины населения Земли, горе, вас переполняют бурные эмоции.
Пейзажи в горах Египта имеют сходство с марсианскими ландшафтами.
Советы туристам, собирающимся на экскурсию на гору Моисея в Египте
- Оденьте удобную обувь и шапку, возьмите с собой фонарик, крем от загара и теплую куртку, так как ночью и утром здесь всегда холодно. Учтите, что зимой на горе Хорив очень морозно (бывает снег), поэтому нужно брать особенно теплую одежду.
- Если вы собрались ночевать на горе Моисея, не оставайтесь на ночь на вершине, отдыхайте у колодца Илии.
- Уважайте право паломников на тишину и покой на вершине.
- Уважайте религиозные чувства, святость этого места. Не оставляйте следов своего визита на гору Моисея.
- Не собирайте или не губите растительный и животный мир, не оставляйте надписей.
- Пожалуйста, бросайте окурки в урны.
- Используйте туалеты, не загрязняйте все вокруг.
- Имейте ввиду, подъем на гору Моисея может быть особенно трудным для пожилых людей, имеющих проблемы с сердцем, эмфизему и другие сопутствующие заболевания.
- Цены на еду на этой экскурсии очень высокие. Поэтому возьмите с собой небольшой перекус и немного воды.
- Если начать подъем раньше, вы сможете занять более удобное место для встречи рассвета. Позже подтянется очень много народу.
- Чтобы вам не говорили бедуины, не соглашайтесь на услуги гида. Это все – трата денег. Каждую ночь по обоим тропам на вершину горы Моисея поднимаются сотни паломников – потеряться невозможно.
- Не нужно сразу же после восхода солнца бежать вниз. Вокруг будут толпы туристов. Лучше сядьте и насладитесь окружающими пейзажами, а уж затем неспешно спускайтесь.
Фото 6. По-арабски гора Моисея называется Джабал-Муса, на иврите — Хар-Синай или Хорив. Здесь Моисей получил 10 заповедей. Утро в египетских горах
По такой тропе мы поднимались всю ночь и преодолели несколько километров горного серпантина.
Настоящее местоположение горы Синай
В Священном Писании не указано четко, где расположена гора Моисея, поэтому много веков ученые спорят то ли это место или нет. Традиционно считается, что Хорив находится в южной части полуострова Синай, но некоторые считают, что это слишком далеко от дельты Нила, откуда бежали израильтяне во время своих скитаний, описанных в Писании (предполагается, что она находится в северной или центральной части). Другие думают, что настоящая гора Моисея находится на другом берегу залива Акаба (в наши дни это – территория Саудовской Аравии).
По пути попадались бедуины со своими верблюдами. Желание вскарабкаться на спину горбатой лошадке вас не покидает, так как спускаться с вершины еще тяжелее, чем на нее подниматься – болят колени.
Но мы решили, что возвратимся на своих двоих, также как и пришли сюда.
Местные жители отсыпаются вот в таких строениях из хвороста.
А ради того, чтобы увидеть еще раз своими глазами и сфотографировать этот пейзаж, я готов еще раз поехать в Египет и подняться на гору Хорив.
Цепь возвращающихся туристов растянулась не на один километр.
Шли долго, так как хотелось сфотографировать каждый камень, каждую вершину.
Фото 14. Самая интересная экскурсия в Египте. Восхождение на гору Моисея. Хотелось сфотографировать каждый камень, каждую вершину…
Проголодались? Добро пожаловать в Дом Отдыха (Rest House)!
Фотография 15. Подъем на гору Моисея. Экскурсии в Египте. Устали? Айда в Дом Отдыха (Rest House)!
Запомнился мне этот мальчик – продавец сувенирных яиц, выточенных из камня. За одно изделие он просил один доллар. Но мне стало так его жалко! Думаю, вот так и проходит детство на обочине горной тропинки. И так еще многие годы будет проводить он свою жизнь. Дал 5 долларов. И он еще долго смотрел удивленными глазами нам вслед.
Представляете, посреди этой молчаливой громады люди и 5000 лет назад бродили. И ничего не изменилось почти…
Автобусы ждут туристов недалеко от монастыря Святой Екатерины. Снаружи он тоже впечатляет.
Внутри в подвалах церкви можно увидеть кучи черепов первых христиан и куст неопалимой Купины. Но такая экскурсия – уже на любителя. Меня больше впечатляет природа. И экскурсия с восхождением на гору Моисея позволяет вам увидеть красоту Синайской земли.
Монастырь Святой Екатерины в Египте
Восхождение на гору Моисея не обходится без экскурсии в Монастырь Святой Екатерины, построенного в традициях Византийского периода. Название свое он получил по имени святой мученицы Екатерины Александрийской, погибшей в Египте в 307 году нашей эры. Через триста лет монахи монастыря Преображения (так он назывался до того времени) нашли ее мощи и сменили название.
В библиотеке монастыря Святой Екатерины хранится второе по величине в мире собрание древних манускриптов (первое место – у Ватикана), включая 3500 манускриптов и 2000 свитков. Большинство документов написано греческими монахами.
В 1844 году немецкий ученый Фридрих Константин фон Тишендорф (Friedrich von Tischendorf) обнаружил здесь Септуагинт (Синайский кодекс) – перевод на греческий язык текста Ветхого Завета. А вообще, этот известный библеист ставил перед собой задачу составить оригинальный текст Нового Завета. Он несколько раз приезжал в монастырь Св. Екатерины, общался с монахами и получил от них даже 43 листа (из 129-ти штук) пергамента с древними текстами.
В общем, я в вопросах христианской истории не очень разбиваюсь. Насколько я понял, «Синайский кодекс» — одна из самых ранних копий Библии (4-й век от рождества Христова). – он в 1862 году издал этот текст в Лейпциге при поддержке Российской Империи, стал потомственным дворянином и получил мировую известность.
Равнина Эль-Раха (el-Raha)
Долина Wadi el-Deir соединяет гору Моисея и равнину эль-Раха (el-Raha). Слово «Raha» означает «отдых» и, по преданию, это – место, где остановились израильтяне в ожидании Моисея, поднявшегося на Синай. И здесь был отлит Золотой телец (Исход 32). Рядом находится могила Аарона (Aaron) и часовня золотого тельца.
В сегодняшнем отзыве мы с вами увидели примеры фотографий, снятых на древнюю мыльницу Sony DSC-W15. Тем фотографам, кто еще только собирается на отдых в Египет, жутко завидую. Если вы найдете в себе силы затащить на вершину рюкзак со штативом и фототехникой, сможете привезти домой шикарнейшие фотки. Ведь на Синае, в отличие от Пика Адама на Шри-Ланке, вероятность хорошей погоды и красивого света значительно выше. Удачных вам фотографий, друзья!
P.S. Часть информации я нашел в Инетрнет на английском языке. Поскольку не глубоко знаком со Старым и Новым Заветами, прошу прощения, если перевел некоторые названия и имена на русский язык некорректно. Не хотел никого обидеть.
И все время хаотичный поток снов как бы вершится в некоем кольце, за пределы которого невозможно вырваться.
Однажды Моисей вскакивает со сна в страхе.
Посреди ночи слышится какой-то вселенский вздох, пробегающий морщью и мощью по просторам пустыни, невыразимый вздох самого Творения, не выдерживающего тяжести собственной печали, называемой вечностью.
6. Собеседник
Далеко уходит Моисей на юго-восток, пася овечьи стада Итро. Вспоминает жену свою, красавицу Сепфору, с неизменным теплом и любовью.
Но главный собеседник Моисея – пустыня.
Этот отсутствующий и в то же время наличествующий собеседник обладает удивительными качествами.
Не переча, проявляет упрямство.
Не споря, опровергает твои доводы.
Более того, воспринимаясь пустотой, невероятно объемен и влекут.
Не навязывается, но и не отстает.
Беспредельно податлив, но в любой миг обозначает границу, на которую твое любопытство натыкается как на стену. С нескрываемым милосердием, более похожим на насмешку, следит за тем, как твое любопытство пытается пробить брешь в этой стене.
Может обозначиться как некое озарение. Может вовсе подолгу не откликаться, но его отсутствующее присутствие ты ощущаешь всегда.
Вернее даже, не ощущаешь, а всегда готов к его явлению, злясь и понимая, что большего тебе не дано.
Во сне ты можешь даже как-то физически ощутить его отсутствие, но всегда за краем зрения.
Собеседник этот ведет себя как законченный простак, но за его пустым, как бы отсутствующим взглядом, лишенным всяческой мысли, скрывается абсолютное знание.
Настолько он нищенски прост, подобно самой сути Сущего, настолько связан с ним, как бывают накрепко связаны с родным очагом и самыми близкими, что хитроумные строители пирамид кажутся неизвестно откуда возникшими перекати-поле, лишенными привязанности и пуповины, хотя, казалось, навеки вросли в землю.
В конце концов своим поведением он дает понять, что просто щадит тебя, ибо жадность твоего любопытства ставит под угрозу твое же существование.
Он достаточно ясно намекал, что твое лицо, как форма преходящего праха, его не интересует. Дать же тебе увидеть свое лицо означает – принести тебе смерть.
Но в то же время существует он только и абсолютно как твой собеседник. И зависит от тебя точно так же, как ты от него, хотя ты – прах, а он – вечность.
Снизойдя к тебе, он уже тем самым поставил себя с тобой на равных.
Более того, между вами установилась все более растущая взаимопотребность.
Диалог становится насущным и единственным доказательством существования мира.
Моисей ощущает, и не впервые, как смертное любопытство к собеседнику оборачивается упадком сил, отчуждением и опять… желанием сна. Но сон не служит преградой, ибо собеседник во сне еще более активен: вторгается, касается сонной жилы – нитянно пульсирующей, готовой в любой миг порваться жизни.
Присутствие собеседника во снах делает их откровением. Пусть оно мгновенно забывается, но оставляет надежду как еще один шаг к абсолютному познанию, к взаимопознанию и взаимочувствованию.
Во сне пришло, что, кроме внешнего повода к бегству – убийства египтянина, был глубоко внутренний повод: вырваться из каменных лабиринтов, из сжимающих стен, которые беспрерывно следили за ним, ибо он собственной своей сутью отверг их как собеседников, а они уж очень жаждали этого диалога.
Несостоявшийся диалог сменился слежкой, недоверием, подозрительностью простого тупого стражника у ворот Египта, весьма по-животному умеющего определить не столько чудака, сколько чужака, неисправимого и потому уже несущего угрозу этим стенам.
Выйдя в свое первое дальнее пастушеское странствие, Моисей вначале захлебнулся пустыней. И чтобы уцелеть физически и психически, стал отчаянно и с ходу рваться к собеседнику, и это подобно было карабканию по отвесной гладкой стене в бесконечном плоском пространстве.
Лишь потом пришло чувство предвкушения и предстояния этому диалогу, взаимораскрытие и неизвестно откуда взявшееся и становящееся все более устойчивым взаимодоверие.
Пустыня становится все более надежным и неотменимым собеседником.
До того как Моисей начал последовательно и упорно составлять облик и характер своего собеседника, еще не ощущая его формы, голоса или безмолвия, глазастости или безглазия, он словно бы вне связи с ним неосознанно сравнивает пустыню с Египтом.
В общем-то оба – фантомы.
Пустыня ирреально органична.
Египет ирреально иллюзорен и искусствен.
Сознание пустыни, постепенно вторгающееся в сознание Моисея, мифологично.
Сознание Египта – логично.
Египет живет в вяжущейся узлами сети засух и наводнений, празднеств и служений, царств и династий, эпидемий и вторжений.
Пустыня же всегда – переход, просвет из одного мира в другой, несет спасение иррациональностью и неотменимой верой в инстинкт.
Моисей вовсе не отрицает, что каменный лабиринт может быть для иных душ тем же спасением, но понимает, что этот лабиринт, сколько бы ни существовал, – конечен.
Пустыня же, прах – вечны.
При всей поначалу внешней скудости характер собеседника-пустыни сложен, капризен, заражает бесконечной леностью, чтобы внезапно опрокинуть навзничь хватающей за горло навязчивостью.
И Моисея пугает податливость его души этому собеседнику. Как же это? Ведь тот покушается на его изначальную свободу.
Но впервые в один из дней, когда все внутренние диалоги с собеседником выстраиваются в нечто четкое и полное силы, Моисей, добравшись до очередного и давно чаемого колодца, напоив овец, смыв с себя пыль и пот, отыскивает мимолетную тень, неожиданно, вначале даже испугавшись давно не слышанного им собственного голоса, кроме односложных звуков покрикивания на овец, начинает выговаривать вслух слова этих странных бесед с несуществующим, но изматывающим душу собеседником.
Удивительно: без всякого заикания.
Выговаривая их, Моисей не перестает удивляться собственному спокойствию, с которым принимает со стороны это явно кажущееся безумным, непривычно гладкое и велеречивое на привыкший к косноязычию слух говорение ни с кем.
Затем осторожно, словно боясь нарушить самому себе поставленный внутренний запрет, извлекает из пастушьей сумы чистый сверток папируса, пузырек чернил, перо, взятые у Итро, и пытается в четких и простых словах описать собеседника.
На следующий день прочитывает написанное: в общем-то неплохо. Но насколько это не идет в сравнение с историей Авраама, Исаака и Иакова, которая высится как эти вырастающие из песков то багровые, то иссиня-черные горы, своими острыми зубцами круто, неожиданно, причудливо, но органично сливающиеся с небом.
Если когда-нибудь ему откроется тайна Сотворения мира, несомненно именно там обнаружатся корни этих историй.
Но ведь без открытого Моисеем собеседника, без пустыни, не было бы этих историй.
Быть может, это и несравнимо, потому что в отношениях с собеседником наличествует изначальный изъян: собеседник-то нем, а текст мертв, пока не откроется глазу и душе читающего. За историями же, казалось бы мельком рассказанными, но со временем, исподволь, все более и более захватывающими душу, слышны живые голоса Мерари, Яхмеса, Итро.
Пусть голоса эти давно отзвучали, мимолетны, но родившая их, изошедшая из их душ обжигающая страсть одноразового и потому особенно драгоценного звучания делает эти истории, подобно подземным хранилищам воды, хранилищами бессмертия жизни.
Посреди бесконечной пустыни, в привычном, казалось приросшем к коже, куколе безмолвия и одиночества, неожиданно человеческий голос открывается насущной и отчаянной потребностью ощутить собственное присутствие в мире.
7. На волосок от гибели
Словно завороженный какой-то тягой, Моисей продолжает гнать стада на восток, хотя растительность скудеет на глазах, а по ночам приникает к уху слабым гулом поземки бескрайнее песчаное небытие, несущее в себе сообщение о безводье, бестравье, страхе и прахе смерти.
Вконтакте
Библеисты обычно датируют его жизнь XV-XIII вв. до н. э., в основном связывая с фараонами XVIII и XIX династий: Эхнатоном, Рамсесом II, Мернептахом.
Имя
Моисей - «извлечённый или спасённый из воды», по другим указаниям, оно египетского происхождения и означает «дитя».
Жизнеописание
Библейский рассказ
Основной источник сведений о Моисее - библейское повествование на . Его жизни и деятельности посвящены четыре книги (Исход, Левит, Числа, Второзаконие), составляющие эпопею .
Рождение и детство
Книга Исход повествует о том, что родители Моисея принадлежали колену (Исх.2:1). Моисей родился в Египте (Исх.2:2) в царствование фараона, который «не знал Иосифа» (Исх.1:8), бывшего первым вельможей при его предшественнике. Правитель усомнился в верности Египту потомков Иосифа и его братьев и обратил евреев в рабов.
Фредерик Гудолл (1822–1904) , Public DomainНо каторжный труд не сократил численности евреев, и фараон приказал топить в Ниле всех новорожденных еврейских младенцев мужского пола. В ту пору в семье Амрама родился сын Моисей. Матери Моисея Иохаведе (Йохевед) удалось скрывать младенца у себя дома в течение трёх месяцев. Не имея более возможности его прятать, она оставила младенца в корзине из тростника и осмоленной асфальтом и смолою в зарослях тростника на берегу Нила, где его нашла дочь фараона, пришедшая туда на купание.
Поняв, что перед ней один «из еврейских детей» (Исх.2:6), она, однако, сжалилась над плачущим младенцем и по совету сестры Моисея Мириам (Исх.15:20), издали наблюдавшей за происходящим, согласилась позвать кормилицу-израильтянку. Мириам позвала Иохаведу, и Моисей был отдан своей матери, которая вскормила его.
«И вырос младенец, и она привела его к дочери фараона, и он был у неё вместо сына» (Исх.2:10).
Придворная карьера
Моисей вырос как приёмный сын в семье фараона, то есть в столице (вероятно Аварис).
Однажды Моисей пожелал посмотреть, как живут евреи. Из чего следует, что за всё время взросления из дворца он не выходил дальше рынка. Он был глубоко огорчён рабским положением своего народа: однажды в порыве ярости убил египетского надзирателя, жестоко обращавшегося с рабами-израильтянами, и пытался помирить ссорящихся между собой евреев. Фараон узнал об этом и Моисей, опасаясь наказания, бежал из Египта в землю .
Семья
Моисей, бежав из Египта в землю Мадиамскую, остановился у священника Иофора (Рагуила). Жил у него и занимался животноводством.
Там он женился на дочери Иофора Сепфоре. Она родила ему сыновей Гирсама (Исх.2:22; Исх.18:3) и Елиезера. (Много позже Моисей собрал многотысячную армию и истребил мадианитян, народ своей жены.)
Ciro Ferri (1634–1689) , Public Domain
Вероятно, имел ещё одну жену, после Исхода евреев из Египта. В книге Числа упоминается, что его упрекали сестра Мариам и брат Аарон, что его жена - эфиопка по национальности. Но была ли Сепфора чернокожей, или у Моисея было две жены - об этом идут споры со времён написания Библии.
Откровение
unknown , Public Domain
Упорство фараона подвергло страну ужасам «Десяти казней египетских»: превращению вод Нила в кровь; нашествию жаб; нашествию мошек; нашествию песьих мух; мору скота; болезни на людях и скоте, выразившейся в воспалениях с нарывами; граду и огню между градом; нашествию саранчи; тьме; смерти первенцев в семьях египетских и всего первородного из скота. Наконец, фараон разрешил им отлучиться на три дня, и евреи, взяв скот и мощи Иосифа Прекрасного и некоторых других патриархов, ушли из Египта в пустыню Сур и начался .
Исход
Бог показывал им путь: перед ними он шёл днём в столпе облачном, а ночью в столпе огненном, освещая путь (Исх.13:21-22). Сыны Израиля двинулись в путь, чудесно перешли через , которое расступилось перед ними, но потопило погоню. На берегу моря Моисей и весь народ, в том числе его сестра Мириам, торжественно воспели благодарственную песнь Богу.
Он повел свой народ в обещанную через Синайскую пустыню. Сначала 3 дня они шли пустыней Сур и не находили, воды кроме горькой (Мерры), но Бог усладил эту воду, повелев Моисею вложить в неё указанное им дерево. В пустыне Син Бог послал им множество перепелов, а затем (и в течение всех следующих 40 лет блужданий) ежедневно посылал им с неба .
Francesco Bacchiacca (1494–1557) , Public Domain
В Рефидиме Моисей по повелению Божию извёл воду из скалы горы Хорива, ударив в неё своим жезлом. Здесь на евреев напали , но были побеждены при молитве Моисея, который во время битвы молился на горе, воздевая свои руки к Богу (Исх.17:11-12).
John Everett Millais (1829–1896) , Public Domain
В третий месяц по выходе из Египта израильтяне подошли к горе Синай, где Бог дал Моисею правила, как нужно жить Сынам Израиля, а потом Моисей получил от Бога каменные с , ставшими основой Моисеева законодательства (Торы). Так Сыны Израиля стали настоящим народом - . Здесь же, на горе, получил указания о постройке Скинии и законам богослужения.
José de Ribera (1591–1652) , GNU 1.2
Здесь он прожил следующие 40 лет. Моисей дважды всходил на гору Синай, оставаясь там по 40 дней.
Во время его первого отсутствия народ страшно согрешил: сделал Золотого тельца, перед которым евреи начали служить и веселиться. Моисей в гневе разбил Скрижали и уничтожил тельца (Семнадцатое тамуза). После этого опять на 40 дней он вернулся на гору и молился Богу о прощении народа. Оттуда он вернулся с осиянным светом Божьим лицом и был вынужден прятать лицо под покрывалом, чтобы народ не ослеп. Через полгода была сооружена и освящена Скиния.
Rembrandt (1606–1669) , Public Domain
В конце странствования народ опять стал малодушествовать и роптать. В наказание Бог послал ядовитых змей, и когда евреи раскаялись, повелел Моисею воздвигнуть для их врачевания.
Benjamin West (1738–1820) , Public Domain
Несмотря на великие трудности, Моисей остался служителем Божиим, продолжал вести избранный Богом народ, учить его и наставлять. Он возвестил будущее , но в Землю обетованную не вошёл, как и Аарон, из-за греха, совершённого ими у вод Меривы в Кадесе - Бог разрешил им ударить в скалу жезлом и высечь источник, а по маловерию они ударили не 1 раз, а 2.
Смерть
Моисей умер перед самым входом в Землю Обетованную. Господь перед смертью призвал его на хребет Аварим:
«И взошёл Моисей с равнин Моавитских на гору Нево, на вершину Фасги, что против Иерихона, и показал ему Господь всю землю Галаад до самого Дана.» (Втор.34:1). Там он и умер. «Погребен на долине в земле Моавитской против Беф-Фегора, и никто не знает погребения его даже до сего дня.» - Втор.34:6
Своим преемником по указанию Бога он назначил Иисуса Навина.
Жил Моисей 120 лет. Из которых 40 лет провёл в странствиях по Синайской пустыне.
Античная традиция
Упоминания Моисея греческими и латинскими авторами не свидетельствует об их знакомстве с Библией. Согласно Манефону, он первоначально звался Осарсиф из Гелиополя. По Херемону, его звали Тисифен, он был современником Иосифа, которого звали Петесеф. Тацит называет его законодателем иудеев. Источник, использованный Помпеем Трогом, называет Моисея сыном Иосифа и отцом Арруаса, царём иудеев.
По свидетельству , он был сделан начальствующим над египетским войском против эфиоплян, вторгнувшихся в Египет до самого Мемфиса, и с успехом поразил их (Древ. кн. II, гл. 10).
Египетские источники
Древнеегипетские письменные источники и археологические находки не содержат никаких сведений о Моисее.
Моисей как автор
Ортодоксальные иудеи считают, что Тора была дана Моисею Богом на горе Синай, после чего, он, спустившись и увидев, как евреи поклоняются золотому тельцу, в гневе разбил скрижали. После этого, Моисей вернулся на вершину горы и написал заповеди сам. Однако ученые считают, что этот памятник письменности был написан в V в. до н. э., на основе нескольких более ранних памятников.
Согласно реформистской Документальной гипотезе, у Пятикнижия несколько авторов, которых они различают по некоторым признакам.
Фотогалерея
Годы жизни: XIII век до н. э.
Полезная информация
Моисе́й
ивр. משֶׁה
транслит. Моше́
досл. «взятый (спасённый) из воды»
араб. موسىٰ
транслит. Муса
др.-греч. Mωυσής
лат. Moyses
Моисей в мировых религиях
В иудаизме
Моисей - главный пророк в иудаизме, получивший от Бога Тору на вершине горы Синай. Считается «отцом» (главным) всех последующих пророков, так как уровень его пророчества является наивысшим из возможных, как сказано: «Если и есть у вас пророк, то Я, Господь, в видении открываюсь ему, во сне говорю Я с ним. Не так с рабом Моим Моше, доверенный он во всём доме Моём. Устами к устам говорю Я с ним, и явно, а не загадками, и лик Господа зрит он.» (Чис.12:6-8).
В христианстве
Моисей - великий пророк Израиля, по преданию, автор книг Библии (Пятикнижия Моисея в составе Ветхого Завета). На Синайской горе принял от Бога Десять заповедей.
В христианстве Моисей считается одним из важнейших прообразов Христа: как через Моисея явлен миру Ветхий Завет, так через Христа в Нагорной проповеди - Новый Завет.
Во время Преображения на , с Иисусом были пророки Моисей и Илия.
Икона Моисея входит в пророческий чин русского иконостаса.
Филон Александрийский и Григорий Нисский составили подробные аллегорические толкования жизнеописания пророка.
В исламе
В мусульманской традиции имя Моисей звучит как Муса́.
Он - один из величайших пророков, собеседник Аллаха, которому был ниспослан Таурат (Тора).
Муса - пророк в исламе, один из потомков пророка Якуба. Он родился и некоторое время прожил в Египте. В то время там властвовал Фираун (Фараон), который был неверующим. Муса убежал от фараона к пророку Шуайбу, который в это время владел Мадьяном.
Моисей и фараон Исхода: Версии
Существует несколько версий, относительно того, когда Моисей, собственно, жил и когда совершил эти очень важные для еврейского народа поступки.
Гипотеза о полной мифичности Моисея и Исхода евреев из Египта в настоящее время не поддерживается большинством учёных и историков, хотя: «доказательств историчности фигуры Моисея нет»
Моисей и Мернептах
Смутные годы царствования Мернептаха гораздо больше подходят к ситуации, описанной в «Исходе». Сомнительно, чтобы такой фараон, как Рамсес II, дал уйти израильтянам. Ослабление империи началось лишь при его сыне Мернептахе.
- Характерно, что о «фараоне-гонителе» Библия говорит как о царствовавшем «долгое время». А как известно, царствование Рамсеса II было одним из самых продолжительных в истории Египта (65 лет). Исход, согласно Библии, происходит именно при сыне этого долговечного фараона.
- Библия повествует: «восстал в Египте новый царь, который не знал Иосифа», и приказал евреям построить для египтян города Пифом, Раамсес (1278 до н. э., новая столица Египта, заменившая Аварис - находящуюся в 1 км от него столицу Египта XV династии гиксосов), и Септуагинта добавляет третий город - Гелиополь. Название города Раамсес логично, если перед этим правил Рамсес II и город восславлял долгое время его правления. Моисей жил в царском дворце (в столице Аварис), вблизи от стройки, где и убил надсмотрщика. Из этого города (Исх.12:37) евреи и пошли на восток в Сокхоф. Указанное в Библии число ушедших евреев - «600 тыс. мужчин», не считая женщин и детей (Исх.12:37), превышало население Авариса втрое, что заставляет обратить внимание на Папирус Ипувера, описывающий гражданскую войну египтян с «азиатами» (гиксосами) и предположительно «десять казней египетских».
О чём же говорит ? Ответа может быть два. Во-первых, преследование Израиля могло быть частью карательной кампании Мернептаха против азиатов: ««Вышли сыны Израилевы вооружённые из земли Мицраим (Египта)»» (Исх.13:18). Возможно, у берега моря произошло вооружённое столкновение, при котором особые обстоятельства помогли Израилю уйти от погони. Заявление о том, что Израиль разгромлен, можно легко истолковать как обычное преувеличение победных гимнов. То же самое можно сказать и о песне Моисея.
Второе объяснение можно найти в кн. 1 Паралипоменон. Там рассказывается, что в начале пребывания Израиля в Египте эфраимиты совершили поход в Палестину и, несмотря на ряд неудач, основали там несколько городов. В Быт. 34 говорится о том, что израильтяне завоевали город , который впоследствии при вторжении в взял мирным путем и сделал своим центром. Тот факт, что какая-то часть Израиля оставалась в Ханаане и после переселения Иакова в Египет, подтверждается упоминанием в военных анналах Тутмоса III (1502-1448) палестинской местности Иаковэль.
Библия повествует о том, что новый фараон боялся, как бы евреи не вступили в союз с его противниками. Вполне вероятно, что здесь имелись в виду соплеменники из Ханаана, которые в год Исхода были разгромлены Мернептахом. После завоевания Ханаана оба потока израильтян слились в одно целое, а так как «Моисеево ядро нации» отличалось большей духовной силой, оно подавило более примитивных израильтян Ханаана. Антагонизм Израиля и Иуды может быть отголоском этой изначальной двойственности народа.
К вышеизложенным выводам пришли уже вскоре после находки стелы Мернептаха. И в настоящее время эта точка зрения постепенно утверждается.
Существуют предположения, что доброй принцессой была Термутис, дочь Рамсеса II.
Осарсиф
Осарсиф - предполагаемое имя Моисея в древнеегипетских источниках. Упоминается эллинистическим историком Манефоном в несохранившемся труде «История Египта», который цитирует Иосиф Флавий в полемическом сочинении «Против Апиона».
Моисей и Эхнатон
Существует версия, согласно которой, Моисей унаследовал идею монотеизма у египетского фараона Аменхотепа IV Эхнатона (правил приблизительно в 1351-1334 годах до н. э., XVIII династия), известного своими религиозными реформами и попытками перевести Египет в монотеизм. Вероятно, Моисей жил уже после Эхнатона.
Существует противоположная точка зрения, которая заключается в том, что наоборот, фараон Эхнатон позаимствовал идею единобожия у поселившихся в Египте евреев, которые благодаря Иосифу занимали очень высокое положение в государстве. Вражда египтян против евреев, приведшая к исходу евреев из Египта, началась, собственно, с неудачной попытки насадить в Египте монотеизм.
Моисей, Тутмос II и Сенмут
Существует также любительская гипотеза, что принцессой-усыновительницей была Хатшепсут, дочь Тутмоса I (XVIII династия), известная впоследствии как женщина-фараон. Моисеем был фараон Тутмос II и/или Сенмут, архитектор и возможный любовник Хатшепсут. Автор гипотезы этим объясняет отсутствие мумии в гробнице Тутмоса II, отличие изображений в ней от типично египетских, и наличие на статуе Тутмоса II не египетских, а еврейских антропологических признаков. Предполагает, ссылаясь на большие неясности в царской генеалогии эпохи Тутмосов-Аменхотепов, что фараоны имели двойные имена, то есть один и тот же фараон мог носить имя «Аменхотеп» и титул «Тутмос», и, следовательно, фараоном правившим при взрослении Моисея был Яхмос I, а фараоном правившим после Исхода был Аменхотеп III, чьим первенцем (умершим при «десяти казнях египетских») был Тутанхамон.
В искусстве
изобразительное искусство:
- Моисей (Микеланджело)
- Моисей (фонтан в Берне)
литература:
- Поэма И. Я. Франко «Моисей»
- Зигмунд Фрейд написал книгу «Моисей и монотеизм» (З.Фрейд: Этот человек Моисей), посвященную психоаналитическому исследованию жизненного пути Моисея и его отношений с народом.
- Джоаккино Россини, опера
- Арнольд Шёнберг, опера
- Мирослав Скорик, опера
- Негритянская песня «Go Down Moses»
кинематограф:
- Персонаж на imdb.com
- Мультфильм «Принц Египта»
- Фильм «Пророк Моисей: Вождь-освободитель»
Иконопись
Иконописные подлинники дают такое описание внешности пророка Моисея: «Великий старец 120 лет, еврейского типа, благонравный, кроткий. Плешив, со средней величины бородой прядями, очень красив собою, телом мужествен и силен. Носил нижний хитон синего цвета, с разрезом спереди и подпоясанный (ср.: Исх. 39:12 и след.); сверху - ефод, т. е. длинное полотно с прорезом посредине для головы; на голове - покрывало, на ногах - сапоги. В руках у него - жезл и две скрижали с 10 заповедями».
Кроме скрижалей изображали и свиток с надписью:
- «Кто есмь аз, яко да пойду к фараону царю египетскому, и яко да изведу сыны израилевы от земли египетския» (Исх. 3:11).
- Иногда приводится другой текст: «Помощник и покровитель бысть мне во спасение; Сей мой Бог и прославлю Его, Бог Отца моего и вознесу Его» (Исх. 15:1).
Существует также традиция изображать пророка еще достаточно молодым («средовеком»): это иконы с изображением пророка при Купине неопалимой, изувающим сапоги от ног своих (Исх. 3:5), или получающим от Господа скрижали.
Текущая страница: 14 (всего у книги 29 страниц)
Шрифт:
100% +
3. Гончарный круг неба
Вот уже неделя, как Моисей спустился со стадами в пустыню ближе к морю. Первые дни скучал по Сепфоре, вспоминал каждую мелочь с момента, когда после странной церемонии, совершенной звездочетом Итро в присутствии дочерей и верных ему людей, вошел с ней в большой шатер, поставленный вместо двух их палаток, украшенный коврами и драгоценностями. Вот же, кажется, дикое племя, а целомудрию у них могут поучиться аристократы великой Кемет: ни грубости, ни пьянства. После скромных угощений растаяли в темноте.
Лежа в тени распадка, Моисей как бы со стороны вглядывается в те горячие ночи.
Зрелище любви приковывает смесью жадного любопытства и сладко подавляемого стыда: оно обладает невероятной силой истекающей из тел жизненной энергии, полностью переходящей в наслаждение.
Первые дни, особенно ночи, в пустыне скучал по Сепфоре, но в какой-то миг, идя за овцами и глядя в небо, Моисей ощущает, как само присматривание места пастбищ расширяет взгляд, захватывает всегда небо, облака, вливает в душу пространство, делает ее счастливо растекающейся, разумно себя ощущающей частью его.
А главное, столь же погруженной в себя, как это пространство, облака, небо.
Вот и сейчас лежит он в тени распадка, лицом к небу, жует травинку, ощущая в себе тихую, ни с чем не сравнимую радость от желания взмыть в небо и знания, что это невозможно.
На совершенно чистом, голубом, впадающем в синеву небе рельефно отчетлива кипень кучевого облака, потрясающего своей выделенностью и отдаленностью.
Тишина вместе с подъемлющим ее пространством и леностью далей пробуждает чуткость, по которой тоскует вместе с редкими деревом и кустом душа Моисея.
И эта пробудившаяся и еще не осознанная чуткость – как предвестие готовности души познать суть, законы, тайну пространства и замершего времени.
Ощущение, что пространство само готовится, даже с нетерпением, к раскрытию себя в душе Моисея.
Далеко в море виден кораблик, по очертанию и мачтам явно египетский, медленно перемещающийся на запад.
И ощущает Моисей укол в сердце, и всплывают в памяти оставленные там дорогие ему лица, мать Бития, Яхмес, беспомощные перед безжалостно раскаленной мощью мира, отвесно падающей солнцем такой силы, что воздух темнеет.
Здесь же легкость Божьего созидания влечет к своей лениво-всемогущей тайне.
Ты как бы пасешь это небо, это пространство, даешь им, как овцам и козам, свободно перемещаться, предаваться отдыху, когда душа пожелает, насыщаться травой забвения.
Именно в состоянии кажущейся летаргии, в этом блаженном беспамятстве, внезапно пробуждается в душе твоей мгновенное и острое осознание тайны Бытия, которое в следующий миг исчезает, оставляя счастливо-горький привкус бездонного знания и не менее счастливую надежду на долгий путь к этому знанию, путь, подобный перемещениям по пустыне – от оазиса к оазису, – заметающий самое себя, ведущий тебя за нос, запутывающий собственные следы.
Лицезрение неба и облаков меняет законы времени.
Не успеешь оглянуться, как ночь сменяет день, но знание, потаенное, накопленное за день, протягивается в темень, и всплывший из колодца мира черпак луны обливает жидким, слабо мерцающим оловом края облаков, намеченные в душе точно такими, какими ты их предполагал.
В эти предосенние дни активны перемещения облачных масс на разных уровнях, в разное время, и небо представляет собой некий гончарный круг, где массы сырого материала истончаются, превращаются в ошметки. Но вот они вновь набухают, словно высасывают из голубизны воздуха эти колеблющиеся массы, на них наплывают новые, еще не обретшие форму облака, и все смешивается, разделяется, существует рядом, ожидает своей очереди, откладывается про запас, чахнет и оживляется вновь. Внезапно в массе облаков пробивается брешь, за которой вплотную стоит солнце, так что весь свет вливается через эту брешь и в глубине ее видятся иные дали, другие отощавшие или набухшие тяжестью облака. И возникает ощущение, что пространство за брешью столь бесконечно, что в нем есть место всем событиям, какие только могут возникнуть, народиться, развиться, и никогда им не будет тесно.
Когда ветер дует навстречу облакам, темным и перистым, они обретают форму вытянувшихся в полете птиц.
4. Вызов, призыв или отзыв?Внезапно, как сухость в горле, охватывает тоскливое чувство скуки, заброшенности, одиночества. Вода, льющаяся в горло, не утоляет немедленного желания вернуться к шатрам мидианским, к Сепфоре.
И тогда Моисей, с рассвета не останавливаясь, идет долго, избывая в ходьбе сжимающую горло тоску, и возникает исподволь странная взаимозависимость мысли, движения стад, все увеличивающейся легкости шага и широко раскрывающихся вдаль пространств, нащупывается целительное начало пустыни, оказывается способно смягчить тоску и безотрадность своим медлительным всепоглощающим характером.
Дыхание становится легким, усиливается ощущение радости, раскованности, приближения к невидимому источнику, и оно во много раз сильнее чувства приближения к оазису или колодцу. Словно бы приближаешься к некоему духовному колодцу, хранящему в своей глубине свежесть жизни, грозящей и спасающей.
Бледнеет мираж юности каменным лабиринтом Кемет, голой геометрией пирамид и дворцов, и эта столь скучная на поверхностный взгляд пустыня, столь равная себе по зрелищной и смысловой скудости, оборачивается гордиевым узлом, который предстоит распутать, прикрытием чего-то глубинного, сосредоточенного в себе, как бы стеклянного наружу, но богато развернутого тайнами внутрь одиночества.
Мысль, образ, вначале возникающие как мираж, вслед за этим обретают облик идущего или отдыхающего человека, незнакомого, но весьма существенного в этой пустыне, и ореол миража возводит его на ступень ангела или привидения.
Кажется, в пустыне только и жаждешь общения. Но это вовсе не так. Объявшая душу путника сила одиночества заставляет двух видящих издалека друг друга уклоняться от встречи, ибо сосредоточенность каждого как бы на грани двух миров, внутреннего и внешнего, настолько сильна, что вторжение другого, да еще с такой же силой проникновения в оба мира, может лишь смешать с низменной суетой то единственное, невероятное сосредоточение. Это нельзя передать в человеческом общении. Это хранят в сосуде души на огромных ладонях пустыни, вечно раскрытых небу.
Затаенная и каждый миг поражающая необычность пустыни обещает столь много впереди, что скука ящерицей убегает под камень. Статичные иероглифы на листе пустыни вмиг оживают той же ящеркой.
Пытаешься поймать ее убегающий смысл за хвост.
Хвост остается в твоих руках, оборачивается знаком скорописи, врезающимся в сознание навечно следом, памятью ящерки, но мог быть и следом верблюда (буквой гимель), быка (буквой алеф), блеснувшего клинка (заин), сном о рыбе нильской (нун), жаждой воды – темной, донной сущности души (маим – мем).
Время здесь измеряется крупно: мерой ночи и дня.
Спрессованность времени в этих песках столь сильна, что все кажется оглохшим, как после грома.
Египет угнетал повторностью болот, рек, трав, деревьев. Тут впервые оглушающе беззвучно, пугающе эфемерно и смертельно всерьез стоит, как звенящий жар в стеклянной тишине, новое пространство.
И все же время нетерпеливо, а пространство лениво.
Время не присядет, как Моисей, среди стада, а пространство может долго сидеть на корточках или лежать, подобно Моисею, на спине и бездумно вбирать в себя синеву неба.
Но внезапно пространство это ощущается подступившим вплотную к сердцу бытием, незнакомым и изначальным.
И несет оно одновременно вызов и призыв, безмолвно, но настоятельно требующие отзыва.
И Моисей ощущает себя частью этого призыва, вызова, не зная отзыва.
Он как бы пасет бытие, сокрытое в едином корне этих слов, освобождая его в самом себе, догадываясь, что нельзя ускорить его раскрытие. Надо терпеливо ждать, быть может даже без надежды, что в единой воронке раскроются бытие и его, Моисея, со-бытие.
Иногда мысль эта оборачивается отчаянием, и пустыня кажется ему абсолютно равнодушной, глядящей сквозь него в какую-то дальнюю истинную вечность, а он, Моисей, песчинка, перекати-поле, прах.
Иногда же истинное присутствие жизни он ощущает лишь в безмолвии, необъятности, в затаившемся и оцепенелом взгляде пустыни, неутомимо уставившемся в него, Моисея.
Кемет нисходит из памяти безглазием, а пустыня играет с ним в гляделки.
Только вот глаза ее слишком огромны.
И кажется, следит она за каждым движением Моисея, удивляясь ему и изучая его: так мать, впервые узнав своего ребенка, следит, удивляясь и ожидая, что он еще такое выкинет, хотя все это знает изначально.
Оказывается, пустыня умеет воспитывать и приучать, к примеру вставать с первым предчувствием еще не возникшего света, вовсе не думая о времени.
Ощущать свое длящееся из мига в миг присутствие.
Учиться разомкнутости у неба.
Учиться счастливому ощущению жизни у воды, льющейся в горло.
Учиться темной сладости сна у звезд.
Еще более темной сладости любви – у женщины.
Учиться свободе у этой бескрайности, когда маленькая в сравнении с ней горстка шатров мидианских с красавицей женой сжимает его сердце, обручем окольцовывает его существование.
Пустыня, как ничто и никогда до сих пор, возвращает, восстанавливает его пребывание в жизни, и всегда – на грани исчезновения.
Но желание добраться до этой грани исчезновения устроено так, что стоит начать напряженно продвигаться в этом додумывании, как все расплывается на разные отвлечения и завершается сном, стирающим даже первое поползновение к этому додумыванию.
Когда спишь, говорит Итро, душа твоя улетает на небо и там блуждает в эмпиреях, встречая дорогих умерших, но опыт души у тебя земной, потому все свершается в знакомых земных ландшафтах, среди происшедших событий, и душа испытывает во сне муку, жадно пытаясь наклониться над краем неба.
Но удивляется Моисей иному: безоглядной смелости человека, в этой бескрайней пустыне погружающегося почти нагим, беззащитным, в глубь сна, не боясь встречи с умершими. Удивителен оптимизм человека, который под вечно давящей пятой своего завтрашнего исчезновения продолжает жить и действовать: уровень этого оптимизма вообще говорит о незаурядном явлении в живом мире.
Удивительно совпадает с внутренним покоем и равновесием этот неожиданный, исподволь просачивающийся свет между стрелами протянутых с юга на север темно-синих, густых облаков, подчеркивающих своей густотой печально-светлую, оранжевую ясность неба.
5. СныМоисей научился погружаться в долгие сны или падать камнем в короткий, как молния, сон, который особенно освежает и делает неожиданно острым взгляд на привычные и к тому же редкие вещи в пустыне, и чем он короче и молниеносней, тем яснее, сразу и вразлет, открывается некая страна, пространство, очеловеченное этим сном, внутри Моисея, в огранке его я, точнее, некой личности, не стесненной ни именем его, ни сутью, вольно растекающейся, изначально сливающейся с бесконечным пространством, без прошлого и настоящего, полностью вдвинутой в грядущее.
В течение длительного времени сны разделялись на нудно тянущиеся и все же изматывающие душу, ибо в каждый миг за нудью и скукой маячила краешком истинная тайна, в которой – всё и которая не раскроется вовек; сны дородовые, самые успокаивающие и баюкающие в своем вечном лоне его, некое бесполое создание, дремлющее в сладостном небытии, но уже знающее, что оно отмечено и обречено на бытие; сны-преследования с убийством египтянина и всяческими уловками, как этого убийства избежать.
Нередко снился один и тот же сон о водах: Моисей идет куда-то, не зная с кем, но несомненно чувствуя, что кто-то рядом. Идет среди дня, среди обычной суеты города. Вокруг много народа. Солнце на склоне неба, нежаркое.
Но вот по обочинам дороги начинает прибывать – слабо, но весьма заметно – вода. Прибывает непонятно откуда, и все начинают метаться, уходить в другие места, но везде, по всему пространству, между домами ли, холмами, исподволь набирает силу вода. Моисей поднимается на высокое строение – башню или пирамиду, а вода уже лижет подножье, прибывает и пребывает всюду – лужами, блестяще-зыбкой поверхностью, влажной землей, грязью, – вода угрожает и объединяет все. И главное, непонятно, откуда она, никаких не было предзнаменований, мир пребывает только в видимых глазу пределах, весь заливается ласковым ознобом тревоги и воды.
Иногда Моисей засыпает, как ныряет в бездну сна, но так и не удается достичь того дна, где сон теряет знаки времени, прочно переходя в вечность, и не стирается из памяти.
Бесполезны и попытки достичь абсолютных сводов сна, чтобы нырнуть под них, ибо оттуда не выберешься, как из-под скалы в глубине моря, не хватит дыхания. Но томление и тоска подобны тем водам в досознании, которые качают его сон, как покачивали корзину спасения, но на этот раз она подвешена к звездам, и изначальный исток, предвещающий раскрытие тайны Сотворения мира, двуедин тьмою и светом, ночью и днем.
Ночь и день – весы Сотворения мира.
Тихо, как овцы рядом в ночи, вздыхают человечьи стада, убегая от тяжкой реальности подневольного труда в грезы, возникающие из перегноя остаточной памяти об их предках, о собственном младенчестве, из мучающей их неясной жажды исхода куда-то, стиснутой двумя тисками – животным страхом перед гибелью и божественной вневременностью, непонятной им, но влекущей и устрашающей.
Колокольцы овец – это колокольцы ночи, это тихий звук иного мира, голос немого ветра, говорящего звуками этих колокольцев…
Сон в мире миллионноголов, одновременно стаден и одинок, несет иной мир, в котором связаны сны приближающихся к смерти стариков со снами только нарождающихся младенцев.
Идея сна гениальна.
Не только лицо, но и душа обожжена сном.
Можно заспать, но можно и выспать нарождающуюся историю мира, мощно ворочающуюся во сне.
Просыпается же он часто как от внутреннего толчка, чувствуя бестелесность, лишь потусторонняя легкость обозначает его присутствие в этой тьме, где сам себя не видишь, и никакая мысль не отягчает его сознание, но весь он как сосуд скудельный, хрупкий, пустой, готовый к принятию чего-то высшего, что и есть его сущность, но пока это – не явное, он пуст, легок и как бы вовсе не существует. Волосы шевелятся на голове, хотя в ночи жаркое и полное безветрие.
И все это, ощущаемое как ничто, ожидающее наполнения последней истиной, творится в темноте. Иногда будит его в великой этой пустоши гул множеств, движение, угроза. Что-то словно бы свершается совсем рядом – только в ином измерении – как фата-моргана. Но это более реально, чем просто остекленевшие зеркала миражей, это почти на грани схватываемой на ощупь реальности, которая столь же неожиданно проваливается в великую тишину.
И только Небесный воз, млечный, как пена моря, мириадами звезд, подобных песчинкам замершего света, чудится знаками этого потайного движения, небесным отпечатком этого гула.
Сны такие угнетают, воспринимаются как предупреждение, знак то ли будущих бедствий, то ли свершений, они сбивают с толку, вторгаясь в размышления Моисея грубо, не ко времени.
И все время хаотичный поток снов как бы вершится в некоем кольце, за пределы которого невозможно вырваться.
Однажды Моисей вскакивает со сна в страхе.
Посреди ночи слышится какой-то вселенский вздох, пробегающий морщью и мощью по просторам пустыни, невыразимый вздох самого Творения, не выдерживающего тяжести собственной печали, называемой вечностью.
6. СобеседникДалеко уходит Моисей на юго-восток, пася овечьи стада Итро. Вспоминает жену свою, красавицу Сепфору, с неизменным теплом и любовью.
Но главный собеседник Моисея – пустыня.
Этот отсутствующий и в то же время наличествующий собеседник обладает удивительными качествами.
Не переча, проявляет упрямство.
Не споря, опровергает твои доводы.
Более того, воспринимаясь пустотой, невероятно объемен и влекут.
Не навязывается, но и не отстает.
Беспредельно податлив, но в любой миг обозначает границу, на которую твое любопытство натыкается как на стену. С нескрываемым милосердием, более похожим на насмешку, следит за тем, как твое любопытство пытается пробить брешь в этой стене.
Может обозначиться как некое озарение. Может вовсе подолгу не откликаться, но его отсутствующее присутствие ты ощущаешь всегда.
Вернее даже, не ощущаешь, а всегда готов к его явлению, злясь и понимая, что большего тебе не дано.
Во сне ты можешь даже как-то физически ощутить его отсутствие, но всегда за краем зрения.
Собеседник этот ведет себя как законченный простак, но за его пустым, как бы отсутствующим взглядом, лишенным всяческой мысли, скрывается абсолютное знание.
Настолько он нищенски прост, подобно самой сути Сущего, настолько связан с ним, как бывают накрепко связаны с родным очагом и самыми близкими, что хитроумные строители пирамид кажутся неизвестно откуда возникшими перекати-поле, лишенными привязанности и пуповины, хотя, казалось, навеки вросли в землю.
В конце концов своим поведением он дает понять, что просто щадит тебя, ибо жадность твоего любопытства ставит под угрозу твое же существование.
Он достаточно ясно намекал, что твое лицо, как форма преходящего праха, его не интересует. Дать же тебе увидеть свое лицо означает – принести тебе смерть.
Но в то же время существует он только и абсолютно как твой собеседник. И зависит от тебя точно так же, как ты от него, хотя ты – прах, а он – вечность.
Снизойдя к тебе, он уже тем самым поставил себя с тобой на равных.
Более того, между вами установилась все более растущая взаимопотребность.
Диалог становится насущным и единственным доказательством существования мира.
Моисей ощущает, и не впервые, как смертное любопытство к собеседнику оборачивается упадком сил, отчуждением и опять… желанием сна. Но сон не служит преградой, ибо собеседник во сне еще более активен: вторгается, касается сонной жилы – нитянно пульсирующей, готовой в любой миг порваться жизни.
Присутствие собеседника во снах делает их откровением. Пусть оно мгновенно забывается, но оставляет надежду как еще один шаг к абсолютному познанию, к взаимопознанию и взаимочувствованию.
Во сне пришло, что, кроме внешнего повода к бегству – убийства египтянина, был глубоко внутренний повод: вырваться из каменных лабиринтов, из сжимающих стен, которые беспрерывно следили за ним, ибо он собственной своей сутью отверг их как собеседников, а они уж очень жаждали этого диалога.
Несостоявшийся диалог сменился слежкой, недоверием, подозрительностью простого тупого стражника у ворот Египта, весьма по-животному умеющего определить не столько чудака, сколько чужака, неисправимого и потому уже несущего угрозу этим стенам.
Выйдя в свое первое дальнее пастушеское странствие, Моисей вначале захлебнулся пустыней. И чтобы уцелеть физически и психически, стал отчаянно и с ходу рваться к собеседнику, и это подобно было карабканию по отвесной гладкой стене в бесконечном плоском пространстве.
Лишь потом пришло чувство предвкушения и предстояния этому диалогу, взаимораскрытие и неизвестно откуда взявшееся и становящееся все более устойчивым взаимодоверие.
Пустыня становится все более надежным и неотменимым собеседником.
До того как Моисей начал последовательно и упорно составлять облик и характер своего собеседника, еще не ощущая его формы, голоса или безмолвия, глазастости или безглазия, он словно бы вне связи с ним неосознанно сравнивает пустыню с Египтом.
В общем-то оба – фантомы.
Пустыня ирреально органична.
Египет ирреально иллюзорен и искусствен.
Сознание пустыни, постепенно вторгающееся в сознание Моисея, мифологично.
Сознание Египта – логично.
Египет живет в вяжущейся узлами сети засух и наводнений, празднеств и служений, царств и династий, эпидемий и вторжений.
Пустыня же всегда – переход, просвет из одного мира в другой, несет спасение иррациональностью и неотменимой верой в инстинкт.
Моисей вовсе не отрицает, что каменный лабиринт может быть для иных душ тем же спасением, но понимает, что этот лабиринт, сколько бы ни существовал, – конечен.
Пустыня же, прах – вечны.
При всей поначалу внешней скудости характер собеседника-пустыни сложен, капризен, заражает бесконечной леностью, чтобы внезапно опрокинуть навзничь хватающей за горло навязчивостью.
И Моисея пугает податливость его души этому собеседнику. Как же это? Ведь тот покушается на его изначальную свободу.
Но впервые в один из дней, когда все внутренние диалоги с собеседником выстраиваются в нечто четкое и полное силы, Моисей, добравшись до очередного и давно чаемого колодца, напоив овец, смыв с себя пыль и пот, отыскивает мимолетную тень, неожиданно, вначале даже испугавшись давно не слышанного им собственного голоса, кроме односложных звуков покрикивания на овец, начинает выговаривать вслух слова этих странных бесед с несуществующим, но изматывающим душу собеседником.
Удивительно: без всякого заикания.
Выговаривая их, Моисей не перестает удивляться собственному спокойствию, с которым принимает со стороны это явно кажущееся безумным, непривычно гладкое и велеречивое на привыкший к косноязычию слух говорение ни с кем.
Затем осторожно, словно боясь нарушить самому себе поставленный внутренний запрет, извлекает из пастушьей сумы чистый сверток папируса, пузырек чернил, перо, взятые у Итро, и пытается в четких и простых словах описать собеседника.
На следующий день прочитывает написанное: в общем-то неплохо. Но насколько это не идет в сравнение с историей Авраама, Исаака и Иакова, которая высится как эти вырастающие из песков то багровые, то иссиня-черные горы, своими острыми зубцами круто, неожиданно, причудливо, но органично сливающиеся с небом.
Если когда-нибудь ему откроется тайна Сотворения мира, несомненно именно там обнаружатся корни этих историй.
Но ведь без открытого Моисеем собеседника, без пустыни, не было бы этих историй.
Быть может, это и несравнимо, потому что в отношениях с собеседником наличествует изначальный изъян: собеседник-то нем, а текст мертв, пока не откроется глазу и душе читающего. За историями же, казалось бы мельком рассказанными, но со временем, исподволь, все более и более захватывающими душу, слышны живые голоса Мерари, Яхмеса, Итро.
Пусть голоса эти давно отзвучали, мимолетны, но родившая их, изошедшая из их душ обжигающая страсть одноразового и потому особенно драгоценного звучания делает эти истории, подобно подземным хранилищам воды, хранилищами бессмертия жизни.
Посреди бесконечной пустыни, в привычном, казалось приросшем к коже, куколе безмолвия и одиночества, неожиданно человеческий голос открывается насущной и отчаянной потребностью ощутить собственное присутствие в мире.
Ооо, это моя любимая пустыня! :-) Как же явственно здесь присутствие Божие!!! Если оторваться от группы и скрыться на горной тропе, чтобы остаться в уединении, молчании и созерцании всего окружающего, впечатления фантастические! Это живая ТИШИНА. В которой БОГ. И ликование души. Бывает, завернешь за уступ, окинешь взором открывающиеся виды - и такое впечатление, что это ожившие строки из рассказа о пророке Илие, скрывавшемся здесь. Как будто ещё миг назад здесь была буря, землятресение и огонь, плавящий камни. Но не в этом был Бог. А теперь чувствуешь веяние тихого ветра - и Божие присутствие в этом. Здесь всё безмолвно свидетельствует о славе Божией, и даже камни вопиют об этом. Но это и не требуется, сердце само видит и знает. Потрясающе: сядешь на камень, погрузишься в себя, а вокруг времени как будто нет, оно здесь вообще никак не ощущается. Только движение солнца показывает, что время всё-таки течёт. А кажется, что остановилось. Невероятно...
Правда, в это посещение мой подъем на гору оказался под вопросом. На пути из Израиля в Египет я ужасно простыла под кондиционером в автобусе. Ещё утром в Иерусалиме была здорова, а вечером на Синае - уже глубоко больна всеми следствиями простуды (горло, кашель, насморк, дикая слабость и т.д.). Лекарств почти не осталось (израсходовала за две недели, т.к. тоже пыталась заболеть). Оставалось терпеть пару дней до дома. Но как же быть на Синае и не взойти на гору Моисея?! Батюшка с гидом меня утешали, что ничего, в течение дня на святой горе всё пройдет:) Я в общем тоже питала такие надежды, ответив: "Да будет мне по вере вашей!" :) То есть на гору я, конечно же, пошла, в состоянии нестояния. Болезнь хотя и не отпустила, но действительно весь день на горе я чувствовала себя намного легче и лучше. А вечером, после спуска, с нами случилось ещё одно интересное событие, совершенно неожиданное, - посещение скита на склоне горы (напротив монастыря), где подвизается монах-отшельник.
монастырь св.Екатерины
подъем на гору Моисея по монашеской тропе
На склоне горы напротив монастыря св. Екатерины находится скит св. Галактиона и Епистимии. Он очень древний, отшельники подвизались там ещё с первых веков. А в 20 в. некоторое время жил в этом скиту старец Паисий Святогорец.
Скит зеленеет на склоне:) За все разы, которые я была на Синае, только видела его вот так, издали, но попасть туда не представлялось возможности в силу ограниченности времени. А в этот раз так сложилось, что попали в гости к живущему там отшельнику о. Моисею.
Спустившись к монастырю, начали подъем на противоположный склон.
Начало подъема в скит. Вид на монастырь св. Екатерины.
Скит св. Галактиона и Епистимии. Всё здесь поддерживает своими руками о. Моисей, уже престарелый отшельник.
Самого о. Моисея я не фотографировала, это было бы неудобно, на мой взгляд. Только сделала несколько кадров скита.
Территория небольшая. Но насколько я поняла, здесь можно оставаться на некоторое время нескольким человекам. Во всяком случае, когда мы пришли, встретили здесь нескольких гречанок, помогающих по хозяйству.
"Приёмная" для паломников:-)
Мы провели у отца Моисея несколько часов. Пришли ещё засветло, а уходили уже в кромешной тьме. Когда на обратном пути пробирались на ощупь по горной тропинке среди камней, отец Моисей долго стоял у входа и благословлял нас, нырнувших в египетскую тьму, чтобы всё с нами было благополучно.
А потом мы долго и неспеша брели по пустыне под бездонным звёздным небом, впитывая в себя каждое мгновение дивного вечера в этом чудесном месте... То молчали, внимая пустыне, то тихо говорили, находясь под впечатлением встречи и беседы.
Батюшка и о себе немного рассказывал, как пришел к вере, как попал на Синай, как стал отшельником. Также из группы многие задавали свои волнующие духовные вопросы. Кто переживал о близких, как бы так сделать, чтобы с ними всё всегда было в порядке. Кто спрашивал, как вести духовную жизнь в повседневности. И т.д. и т.п. Главная мысль, которая была в ответах на любой вопрос: ищите Христа. Самое главное - ваши личные отношения со Христом. Пусть любовь ваша не будет потребительской и корыстной (дай то, сделай это, пошли мне то и сё). Всё, что надо искать - САМОГО ХРИСТА, чтобы Он вселился в сердце. Любить Его не потому, что Он может что-то дать или за что-то наказать, а любить Его как самого дорогого и близкого Любимого. Он любит всех нас безгранично, а мы может ответить на эту любовь всеми силами своего существа: душой, сердцем, посвящать Ему свои мысли, чувства и стремления. И тогда эта взаимная любовь души и Бога, вселение Христа в сердце - это и есть Царство Божие на земле, доступное ещё в этой жизни. "Всё остальное приложится" (с) Тот, кто таким образом приобрёл Христа, уже вверяет себя Ему без остатка и с полным доверием говорит Богу: "Вот я. Делай со мной, что хочешь, потому что я знаю, всё это будет - благо".
То есть на все разнообразные заданные вопросы о. Моисей говорил по сути одно - ищите Христа, будьте храмом для Его вселения. В этом открывается высшее счастье. И каждый из вас может познать это на себе.
Когда его спросили, есть ли сейчас в Синайской пустыне аскеты, подобные древним. Он сказал, что да, есть и подвизаются, но они живут в глубине пустыне и ни с кем не видятся. И тут же, отвечая на чей-то вопрос о молитве, сказал, что мы все должны друг о друге молиться. Тогда одна бабуля вытащила блокнот с ручкой, чтобы записать имена синайских отшельников, кого поминать:-)
Но о. Моисей ответил, что не надо записывать, можно и без имён. Потому что когда мы встаём на молитву, пусть и за тысячи километров, не в пустыне, а в наших "городских кельях", своей молитвой мы все соединяемся вместе, с теми, кто тоже молится в других местах земли. Мы все становимся одно, едины в Боге. Я и ты - это одно. Как как Сын и Отец - одно. Так же и мы все едины в Боге, мы все члены Его Тела.
Вообще, мне очень отрадно было слушать о. Моисея, как бальзам на душу. В его словах угадывалось то, о чем писали также Силуан Афонский, Софроний Сахаров, другие Святогорцы. Но это не были только книжные слова, как пересказ прочитанного. Отец Моисей говорил от своего опыта, он сам это прожил и лично испытал, что так всё и есть. И я, признаться, просто блаженствовала, сидя рядом:-) Слышать от живого подвижника подтверждение прочитанного в любимых книгах - это так здОрово! И это вдохновляет следовать по испытанному ими пути (в своей возможной мере).
Напоследок, перед нашим уходом, о. Моисей вынес из своей крохотной церквушки часть мощей св. прав. Иоанна Русского, которому посвящена церковь. А потом мы пропели пасхальный тропарь и отправились в обратный путь.
